Орлица Кавказа (Книга 2) - страница 55

Генерал стал еще бледнее, и по выражению его лица было ясно, что он решился. Клавдия бросилась вперед, генерал этого не ожидал: пистолет упал с глухим стуком, Клавдия проворно его подхватила, подскочила к двери, которая вела в комнату врачами неистово загрохотала по ней.

Перепуганный врач вышел через минуту в халате, Клавдия плакала, прислонясь к стене, безжизненно опустив руки, но не выпуская пистолета. Генерал сидел в кресле, опустив голову. И врач, и Клавдия засуетились вокруг него, и через час, после большой дозы снотворного, обласканный женой, умиротворенный врачом, губернатор заснул глубоким сном.

- Это ужасно,- сказала Клавдия, подняла с полу шаль, но не накрылась ею, забыв что она почти не одета.

- Это ужасно,- повторила она, садясь в кресло.

- Будет еще ужаснее, - сказал врач, отводя глаза, - если мы его оставим здесь. Ему нужно усиленное лечение...

- Нет, только не это! Только не это! - проговорила Клавдия, вспомнив свои страшные мысли об ожидающей ее участи - жизни с душевнобольным мужем.

- Это, к сожалению, не зависит ни от вас, ни от меня. Такова объективная природа болезни. Это все равно, что трещина в горах, от каждого малейшего сотрясения все шире, шире, пока скала не раскалывается. Я бы на вашем месте стрелой летел в Петербург, чем скорее, тем лучше.

- Подождем, - всхлипнула Клавдия, - хоть немного подождем. - хоть немного.

- Это ваше дело, - отвечал врач. - Во всяком случае я должен довести свои соображения до его превосходительства наместника.

- Вы жестокий человек, - продолжала всхлипывать Клавдия. - Речь идет о моем муже, понимаете, о муже?!

- Но он в данном случае не просто муж, а государственное лицо, усмехнулся врач. - Он временами сам не ведает, что творит, и не скажется ли это на жизнях сотен подданных? Об этом нужно помнить. Впрочем, - сказал он, утро вечера мудренее, спокойной ночи!

Врач прошел к себе в комнату, а через несколько минут следом вошла и губернаторша; он, выкурив папиросу и сняв халат, собирался спать, когда она появилась.

- Я прошу не делать этого, - сказала она, подходя совсем близко. - Я прошу. Для меня, я умоляю.

- Успокойтесь, - сказал он. - Пойдите, отдохните.

- Неужели вам непонятно, что я прошу вас, - и она тихо опустилась на колени перед ним.

Растерявшись, он сделал то же самое.

- Я не могу, - говорила она, - я не могу, он стал невыносим, он не был таким. Я больше не могу.

Она опустила голову на его плечо, бормотала, плакала, не помня себя. Дыхание ее было жарким...

Глава двадцать третья

Чувствовалось по всему, что империя в том состоянии, в каком она есть, просуществует еще двадцать, тридцать, ну, пятьдесят лет и рухнет под собственной тяжестью. Трудно было рассчитывать, что такие восстания, как мятеж Гачага Наби, плохо подготовленные, во многом стихийные, вызванные гневом и протестом обездоленных людей, не подкрепленные ясной программой, без четких целей, принесут народам свободу. Но каждое, такое выступление пробивало брешь за брешью в стенах огромной государственной темницы.

Именно это ощущение скорой гибели империи придавало силы даже таким робким по природе людям, каким был ключник Карапет. Он мечтал быть богатым, но не разбогател. Он хотел честной работы, которая позволила бы ему жить в достатке, Но такой работы для него на земле не было. Он вынужден был служить тюремщиком, чтобы существовать, но это лишало его покоя. И только примкнув к восставшим, занявшись делом не ради себя, а ради других, ради тысяч таких же обездоленных людей, ключник почувствовал, как распрямляются его плечи, как вольно дышится на этом свете.

Усатая кафанка не могла налюбоваться на мужа. В нем появилась осанка уверенного в себе мужчины. Сноровка и ум талантливого человека. Отвага и осторожность существа, вынужденного сражаться за свою свободу. Ключник поспевал всюду. Заслужив полное доверие Кудейкина тем, что проявлял по отношению к заключенным жестокость, Карапет заслужил любовь тех же заключенных, поскольку жестокость его была для виду, а сочувствие и помощь искренними. Несколько раз Карапет поймал на себе взгляды Хаджар, "черной кошки", в которых можно было прочесть: ты человек от Наби, сразу видно по храбрости и благородству. И это наполняло его жизнь смыслом и радостью.