Орлица Кавказа (Книга 2) - страница 47

- Может, ты и права. Очень может быть, - тихо произнес он.

Глава восемнадцатая

Князя Белобородова осаждали горькие мысли. Он всю жизнь чувствовал себя одиноким, хотя имел много приятелей, был любим женщинами и обладал спокойным и веселым нравом. Но привычка смотреть на жизнь серьезно и всерьез воспринимать каждого человека, кем бы он ни был - дворянином или холопом, столичным жителем или туземцем, в последние годы все более мешала ему. Вовсе не прогрессивные философские идеи, не приверженность к революционным теориям сделали его либерально настроенным государственным чиновникам, а обыкновенная христианская и не христианская даже, а древняя человеческая заповедь: люби ближнего, как ты любишь самого себя. Об этом он думал, когда старался быть справедливым в делах государственных, в отношении к подчиненным, к местному населению, это он имел в виду, когда предложил наместнику свой проект организации самоуправления Кавказа.

И не в первый раз оказался непонятым всеми. Местное население, особенно простолюдины, хотя и относились к нему с уважением, все же не доверяли ему, видя в его поведении какой-то подвох, уловку; люди его круга с опаской слушали его рассуждения о пользе свободы и просвещения; женщины стали находить его скучным, Друзья сторонились. Это стало особенно ощущаться сейчас, когда вместе с мятежом свалились на князя тысячи забот, и недоверие к нему проявлялось в любой мелочи.

"Докатился, - думал Белобородое каждый раз вынужденный принимать Кудейкина, который наделен был особыми полномочиями и досаждал ему чуть не ежедневно. - Какой-то офицеришка, которого в другие дни я не пустил бы даже на порог своего 'дома, смеет меня поучать. Какая, однако, мерзкая личность. Не глаза, а какие-то мутные лужицы. Бедная матушка Россия!"

А "око его величества", Николай Николаевич, вошел тем временем во вкус своего положения. Ему нравилось внушать страх, ужас своими вопросами, загадочным молчанием, своим бесконечным "Так, так, милостивый государь!" Даже омерзение, которое он читал в глазах людей, он воспринимал как награду за тяжкую и беспорочную службу государь-императору.

В последние дни, всегда склонный к бражничеству, он пил безбожно. Карапет старался вовсю, изображая угодливого слугу, который всячески желает ублажить господина.

- Все, хватит! - грохал кулаком по столу служитель охранки.

- Баста! Убери эту бутылку к чертовой матери!

- Как вам будет угодно, ваше превосходительство!

- Тысячу раз говорил тебе, что я пока не "ваше превосходительство", экая ты бестолочь. Но ничего, скоро, скоро все услышат о новом начальнике Зангезура! Пойдешь ко мне в лакеи? Пойдешь, сукин сын! Подожди, куда уносишь бутылку?

Противно морщась, рыча, он опрокидывал стакан и, уставившись на Карапета помертвевшими глазами, заводил приятные ему разговоры о женщинах. Как всякий некрасивый мужчина, он считал себя сердцеедом: в письмах к друзьям в Петербург он постоянно сообщал о все новых и новых победах над горячими, страстными кавказскими женщинами, хотя сам как огня боялся женщин. И всякий раз, когда напивался с Карапетом, вожделение его обретало предметность: он уговаривал ключника пойти в гости к его жене, чьи мощные бедра, алые губы и высокая грудь не давали ему покоя.

- Она и сама часто спрашивает о вас, - лукавил Карапет.

- Все хочет видеть вас у себя в гостях, ваше превосходительство. Да только, видите ли, нехорошо нам идти пьяными. Она о вас такого мнения, такого мнения, ваше превосходительство, и нехорошо будет являться в пьяном виде. Вот давайте завтра с утра отоспимся и пойдем. Она будет так рада!

- Ладно, пшел вон, ублюдок! - говорил окончательно одуревший от водки капитан и садился писать донесение.

Была особенность у этого жалкого человека - при любом опьянении он мог ясно, трезво и логично мыслить, когда речь шла о его службе. Его донесения отличались четким слогом, были точны. Кудейкин правильно оценивал внутренний механизм событий, расстановку сил, выделив обоюдную нерешительность повстанцев и правителей Кавказа, колебания местного населения, которым двигало сочувствие к бунтовщикам и в то же время страх перед расплатой; он верно охарактеризовал политическую беспомощность краснобая Белобородова и чрезвычайную важность жестких и даже жестоких мер против пленницы Хаджар, считая, что без нее мятеж будет обезглавлен. Словом, ум его был в определенном смысле недюжинным, и это более всего раздражало Белобородова. Когда Кудейкин получил известие о прибытии в Зангезур генерал-губернатора Гянджи, он тотчас же посетил Белобородова.