- Вы хоть знаете, кто убийца?
- Думаю, что этот негодник Гачаг Наби... Следователь покачает головой с сомнением.
- А если это так, почему он до сих пор не изловлен?
- Леса и горы здесь против нас...
- Значит, вы сумели восстановить против себя даже природу! Генерал разведет руками, а следователь посмотрит с сомнением.
- А знали вы содержание донесений, которые посылал в Петербург тот, кого вы не смогли уберечь?
- Нет, конечно...
Следователь снова посмотрит недоверчиво:
- И не догадываетесь?
- Нет.
- Ив голову вам не приходило, что там могут быть строки, осуждающие вашу систему ведения дел?
- Более того, обвиняющие вас в преступной халатности?
- Я мог это предположить, но...
- Это уже хорошо. Это уже почти признание, - впервые улыбнется следователь.
- Значит, его смерть вам на руку?
- Отнюдь! - голос генерал-губернатора звучит вполне естественно, но в нем не хватает каких-то убедительных ноток. - Ведь столько хлопот и неприятностей...
- Ну, что это за мелочь по сравнению с тем облегчением, которое испытываешь с гибелью нежелательного свидетеля, а, генерал?
Генерал начнет мяться и мямлить, мутная пелена пойдет перед глазами. Он уже и сам не вполне понимает, кто убил соглядатая и не по его ли воле это случилось. Опытному собеседнику нетрудно понять состояние допрашиваемого.
- Не упрямьтесь, генерал, облегчите душу чистосердечным признанием. Это всегда позволяет вздохнуть полной грудью...
Соблазн так велик, так манит возможность впустить глоток свежего воздуха в задыхающуюся грудь.
- Да, да! Пишите! - говорит генерал воображаемому строгому судье. Записывайте. Офицер, посланный его величеством, был убит в дубовой роще именно по моему распоряжению. Потому убийство последовало непосредственно за моим прибытием в Гёрус.
И действительно приходит минутное облегчение. Благословенна слабость, если она может дать передышку страдающей душе!
- Записываю, - сухо говорит следователь и, действительно, склоняется над бумагами. - Прошу привести доказательства... Снова ком в губернаторском горле.
- Какие доказательства?
- По закону Российской Империи осужден за убийство может быть только тот, против которого имеются неопровержимые доказательства. То же относится и к обвинению по подстрекательству к убийству.
- Что вы меня терзаете, ведь есть мое добровольное признание!
- Этого недостаточно. Потрудитесь уточнить имена, фамилии, подробности.
На это усилие у губернатора уже не будет сил. Он молча посмотрит в окно на вершины зангезурских гор и вдруг увидит устремившийся в равнину стремительный селевой поток, сметающий все на своем пути. Начавшись в русле горного ручья, поток будет вспухать и вздыматься, подступая к окнам.
Генерал встанет и движением руки, с видимым облегчением, откроет створку окна, впустив в комнату рычанье бешено несущихся вод, которые через секунду уже хлынут неудержимо через подоконник.
Тут губернатор очнулся от очередного страшного сна. Но - странное дело! Желая утонуть - он не утонул, жаждущий уйти из жизни - он вдруг испугался смерти.
Неисповедимы пути твои, господи.
Глава шестьдесят четвертая
Над старой гёрусской тюрьмой в эти дни стоял немолчный звон цепей. Тюремщики не знали покоя. Они проверяли все кандалы и колодки у тех, кто уже подолгу томился в оковах; тому, кто еще не испил эту горькую чашу, пришлось к ней приобщиться.
А стражников, бдительно несущих службу как у стен тюрьмы, так и в ее пределах, - сосчитать было невозможно. Откуда столько согнали? Где они раньше были, крысы тюремные, в каких норах?
Тем узникам, кто пытался протестовать или добиваться справедливости, объяснили строго - сейчас здесь, в Гёрусе, большое начальство, сам его превосходительство генерал-губернатор, который к тому же крайне разгневан. Потому - любое неповиновение будет пресекаться на корню. Тот, кто вздумает бунтовать, не только на свою голову навлечет самые суровые кары, но и тех, кто сидит рядом, в той же камере - спуску никому не дадут, не разбирая правого и виноватого. Потому надо сидеть смирно и богобоязненно, не кричать, не стучать в стены, не буйствовать, потрясая своими цепями вопреки голосу рассудка - не безумствовать, как молодой бык безумствует, первый раз почуяв путы! Так, например, как это было в тот злосчастный день, когда Гачаг Хаджар кто-то из начальства назвал "драной черной кошкой..."