Многим, многим, пришедшим на отпевание приходили в голову подобные мысли. Были и такие, что взяли все на заметку и решили, не сходя с места, что писать надо, писать,, бить тревогу!
Пока ждали прибытия в церковь самого генерал-губернатора с супругой, время шло неторопливо, и взгляды уездного начальника, встречаясь со взглядами его жены, скрещивались, как два стальных клинка и уже высекали искры! Когда муж и жена расходятся в своих жизненных устремлениях, то кажется - никогда эти люди не смотрели друг на друга иначе, как с ненавистью, никогда не знали тепла и ласки...
То ли дело Карапет и Айкануш! Глядя влюбленно друг на друга, они от души радовались доброй перемене в их жизни и ни о чем не тужили.
Для того, чтобы все стало ясно до конца, скажем и о том, какие мысли вдруг пришли в голову Марии Белобородовой. Ей показалось ни с того, ни с сего, что именно ей должна выпасть честь стать преемницей покойного Николая Николаевича здесь, в Гёрусе, а потому уже сегодня вечером она должна написать первый донос. И будет он посвящен описанию того, как вели себя на похоронах или проводах "ока государева" ее собственный муж, уездный начальник, и его опекающий генерал-губернатор. Кстати, и о кознях этой змеи, княгини Клавдии Петровны, сообщить не мешает. Все, все будет отмечено! И изложено ясным четким почерком, не в пример угловатой писанине покойника. Все должно быть разборчиво в доносе, все - от первой до последней строки.
Глава шестидесятая
А вот у генерал-губернатора настроение было совсем никуда. Да и чему радоваться? Какой-то злой рок подстерегал все его начинания, связанные так или иначе с Зангезуром. Вот и сейчас ума не приложить, как справиться с создавшейся ситуацией. Как прервать эту непрерывную цепь бед и несчастий...
И ведь надо же было случиться такому, что "око государево" попался под нож разбойнику, абреку, именно в тот момент, когда сам генерал-губернатор изволил прибыть в Гёрус!
Что же получается? Вместо того, чтобы записать себе в козыри осуществленную под его личным началом поимку и задержание закоренелого преступника, ему приходится признаваться, что именно по его вине убивают важного офицера, петербургского ставленника? Вместо того, чтобы улучшить как-то неудачно сложившееся дело, он, выходит, еще усугубил положение.
Вот ведь как - в этом проклятом Гёрусе могло происходить все что угодно. Пусть убивают солдата, или, скажем, офицера; наконец, и важную персону, какую могли зарезать - с них, разбойников, станется! И тогда губернатор, получив соответствующее сообщение, готов излить начальственный гнев на нерадивых уездных чинов, обвинив их во всех смертных грехах: лености, ограниченности, неспособности действовать по обстоятельствам. Однако - если это случилось в тот момент, когда он сам осуществлял верховное руководство, - кого винить, спрашивается?
О том же думала и Клавдия Петровна, бродившая, как тень, по покоям и зябко кутавшаяся в платок. И она горевала о том, что теперь нельзя переложить всю тяжесть ответственности за случившееся на плечи опального, явно подозрительного полковника Белобородова. Да, он бы ответил полной мерой! Но сейчас это стало невозможным. Попробуй, обвини его в чем! Он немедленно ответит, что был практически отстранен от руководства, и уж так обрисует события, что единственным виновником представит бездеятельность генерал-губернатора. Да еще он может такие посеять подозрения у чиновников из столицы: а не мешало ли "око государево" тем, кто ведает делами в Гяндже? Не стал ли он опасен, кому-то тем, что убедился в ходе своего расследования чиновники работать не желают и не умеют, власти не в силах их заставить? Предположим, доказать ничего нельзя. Но ведь не дело, если в канцелярию его величества пойдут один за другим доклады и объяснительные записки, полные самых гнусных намеков... Как ни говори, от любой грязи след остается. А если еще в доносах самого "ока" было нечто подобное... О, тут несдобровать. Пожалуй, что и головы не сносить. Наверное, к его пакетам, написанным столь корявым почерком, что ни с каким другим не спутать, наверное, к этим пакетам отношение особое. Такое письмо не затерять, не проглядеть среди кучи бумаг, каждый день прибывающих в соответствующие ведомства со всех концов страны.
