Ах, как мало нужно, чтобы исчезла пропасть, отделяющая от жизни его сладкие мечты! Сущий пустяк - необходимо поймать Гачага Наби, черт бы побрал этого разбойника. Или хоть труп его добыть. Без этого и думать нечего, чтобы "око его величества" превратилось в "правую руку императора".
Как волк, почуявший издали добычу, замер в засаде Николай Николаевич, выставив перед собой круглое дуло черного длинноствольного пистолета. Кто-то попадет сегодня в его расставленные сети! Может, гонец Гачага?
"А, может - и сердце его забилось сильнее от предвкушения удачи, - может, сам Гачаг..."
Шпион так разволновался, что забыл на миг осторожность и поднялся на ноги, чтобы размять затекшие от долгого сидения мышцы.
А в это время в рощу вошел Ало-оглы. Давнее чутье не обманывало его, не было беспечности. Уверенно думал Гачаг Наби, что где-то совсем недалеко впереди притаился враг. Суть дела только в том, кто обнаружит другого первым.
Хотя Гачаг скользил по лесу, а "око его величества" замер в заранее оборудованной засаде, все же ветка хрустнула под его ногой. Больше и не требовалось.
Минуту спустя пистолет вылетел из его расслабившейся руки, и в грудь шпиона вонзился острый лезгинский кинжал, который всегда прятался под архалуком Гачага. Все произошло в полной тишине. Может, только чуткие лисы прыснули прочь, почувствовав внезапно запах теплой человеческой крови...
А Гачаг Наби уверенно продолжал путь.
Глава пятьдесят седьмая
Неожиданное известие о том, что произошло в дубовой роще, вызвало смятение не только в Зангезуре и гянджинской губернии. Отголоски его докатились даже до столицы. Депеша, посланная генерал-губернатором Гянджи наместнику Кавказа и затем в Петербург, озлила императора. Он не просто гневался, а даже вышел из себя. И обрушил на его превосходительство поток упреков. Несколько поражений, которые последовали бы одно за другим на разных фронтах, не привели бы императора в столь грозное состояние духа, чем это черное известие из Гёруса. Он немедля собрал всех министров. Во всяком случае, так говорят народные предания.
На заседании император бушевал. Министры даже не пытались оправдываться. Положение спас ловкий дипломат, министр иностранных дел, который, начав свою речь признанием допущенных промахов министерством, сумел ловко перевести разговор на то, как и где хоронить павшего героя. Он указал на то, что похороны должны протекать в самой торжественной обстановке, с отдачей павшему всех воинских почестей. Кроме того, следовало бы повсеместно объявить, что монарх будет беспощаден к виновникам этого страшного преступления.
Необходимо потребовать, чтобы сами преступники, а также все их соучастники, немедленно сдались на милость властей. В противном случае предполагались самые суровые кары против всех немирных сел. Их было повелено предать огню, а население сплошь отправить в Сибирь.
Было также решено установить на месте захоронения "ока государева" достойный памятник, на котором следовало указать, что за кровь пролита будет кровь. Пусть те, кто проходят мимо, видят, как чтит правительство белого царя своих верных слуг; какими милостями одаряет их в удаче и не забывает после геройской кончины.
"Да> - должны почесать в затылке зангезурцы, - видно, и впрямь, за голову одного царского слуги придется отдать сотню наших голов, которые потом царевы верные псы будут ногами катать из угла в угол по генерал-губернаторским покоям. И, похоже, первый пинок достанется заносчивой голове этого забывшего меру Гачага Наби!"
Так они должны были, по мнению властей, рассуждать... А почему вспомнят о голове Гачага? Да потому, что ни у кого не было сомнений, чьих рук это дело.
Да, ловким дипломатом был министр иностранных дел! Потому что с этой минуты все обсуждение переключилось именно на то, как быть дальше, а о прошлом государь успел позабыть!
Однако, министр внутренних дел тоже свое дело знал. Как только закончилась взволнованная речь первого министра, он столь же взволнованно повел свою.
Никаких памятников - вот была главная мысль, которая билась в витиеватой путанице слов. Потому что не о милостях царя он будет напоминать, а о том, как легко сложить голову на царской службе. И не станет ли обелиск памятником этому негодяю Ало-оглы, вышедшему победителем в очередной раз?
