– Так-таки ни к одной?
– Абсолютно.
Снова помолчали.
– Не передумал?
Ле-Клерк зажмурился и глубоко вздохнул. Будто не понимая, к чему клонит следователь, врач сказал по возможности спокойнее:
– Послушайте…
– Так что, сознаешься в конце концов?
– Послушайте, уважаемый, если я не успею своевременно заказать все необходимые компоненты для лекарства ее императорского величества…
– А мне, знаешь, не нужно, чтобы какой-то там жабоед отравил ее императорское величество Елизавету Петровну, дочь нашего славного императора Петра Великого! Ты меня хорошо понял?!
– С чего это вы взяли, что я собираюсь отравить ее императорское величество?! Что за чушь?!
– Потому что ты, жабоед – проклятый масон. Масон и прусский шпион.
– Но ведь это идиотизм!
– Эй, дохтур! Легче, легче!
– Полнейшая глупость – вот что такое ваше предположение!
– Я т-тебе!..
– Так что, вы и далее будете оставлять ее императорское величество без лекарства? Значит, пусть ее императорское величество и дальше страдает от мигрени?[1]
Они уже в который раз скрестили взгляды. В подвале воцарилась напряженная тишина, только время от времени потрескивал свечной фитиль.
– Едва лишь вернусь ко двору, сразу же доложу ее императорскому величеству, кто именно заставил меня задержаться. Воображаю, как разгневается высокородная Елизавета Петровна…
Здесь следователь наконец опустил глаза, резко выдохнул и вытер рукавом вмиг вспотевший лоб. Ле-Клерк в душе обрадовался: значит, он таки победил этого негодяя!
– Повезло тебе, дохтур, что нет сейчас в Санкт-Петербурге графа Бестужева, – процедил пренебрежительно следователь. – Он бы уж точно…
– Если хотите знать мое мнение, то с графом Бестужевым-Рюминым ваше ведомство явно перестаралось, – ехидно улыбнулся врач.
– Ты откуда знаешь? – насторожил уши следователь.
– Ведь, насколько мне известно, окончательно доказать факт прусского масонства графа Бестужева-Рюмина так и не удалось.
– Это ты от своих побратимов узнал, от вольных каменщиков?
– Да оставьте вы! Пс-с-с! – Ле-Клерк презрительно выпустил воздух сквозь сцепленные зубы.
– Так откуда?
– От светлейшего господина Разумовского, ясное дело! Вы же знаете, что я был его личным врачом, на протяжении пяти последних лет проживал в его имении, что в малороссийском поселке Батурине. А уже потом именно он дал рекомендацию ее императорскому величеству.
– То есть это от господина Кирилла Разумовского…
– Естественно, от него.
– А может, ты все-таки прусский масон? А, дохтур?
– Я все-таки француз, прошу не забывать! – с достоинством ответил врач.
– Это ничего не означает. Франция и Пруссия слишком долго были симпатиками, поэтому вполне возможно…
– Но сейчас Франция воюет против Пруссии вместе с Россией! И неужели вы думаете, что, проведя рядом с его светлостью Кириллом Разумовским целых пять лет…
– Хорошо.
Ле-Клерк решил, что допрос наконец-то завершен, но следователь наклонился в сторону, покопался там и бросил на стол несколько бумажек, которые в мерцающем сиянии одинокой свечки казались желтовато-блеклыми.
– Это мы отобрали у тебя, когда задержали. Твои это бумажки, жабоед?
– Да, мои.
– Ты не возражаешь?
– Разумеется, нет.
– А теперь сознавайся честно: что это такое?
– Как это – что?! – искренне изумился врач. – Это рецепты лекарств ее императорского величества.
– Точно?
– Конечно!
– А что это за язык такой странный?
– Латынь. Вы знаете латынь?
В глубине глаз следователя что-то блеснуло, однако ответил он довольно уверенно:
– Да, знаю.
– Не знаете вы латыни, не врите, – скривил губы Ле-Клерк.
– Знаю, знаю. Это легко. Вот выучил же я твой лягушачий язык, сумел…
– Кстати, акцент у вас просто ужасный! И все же выучить устный язык – это одно, а выучиться и писать вдобавок – совсем другое.
– Ничего, ничего, не я, так другие знают твое тарабарское письмо…
– И что, другие разве не подтвердили, что это рецепты лекарств, написанные обычной латынью?
– А зачем ты, жабоед, пишешь эти так называемые рецепты на чужом языке? Почему это тебе не хватает нормальных русских слов?
– Так между учеными людьми заведено, спросите кого угодно.
– Подозрительно оно как-то. Очень подозрительно.
