– Но, как говорят, выбирает его только войско.
– Наше войско – все сильные мужи, жители нашего царства. Чем отличается это от вашей демократии?
– Ваше войско всегда изберет сына старого царя, и ты прекрасно знаешь это!
– Войско изберет сына старого царя, только если сочтет его достойным. Воины не любят повиноваться дуракам. А вот у вас при хваленой демократии, судя по тому, что я видел, захватить власть может любой лжец, если много наобещает и сумеет облечь свои мысли в изысканные фразы, способные расшевелить толпу.
Демосфен глубоко, с дрожью, вздохнул. Потом зажмурил глаза и негромким голосом проговорил:
– Ты олицетворяешь силу меча и привилегии рода. Я же – волю народа. Завтра мы увидим, кто из нас сильнее.
– Если ты доживешь до завтрашнего дня, – проговорил Александр.
Глаза афинянина округлились.
– Ч-ч-чего еще о-о-ожидать от с-сына Филиппа? Итак, ты способен убить безоружного ч-ч-человека?
– Человека? Нет. Я просто отрублю голову ядовитой змее.
– Мы явились сюда не для этого, – напомнил я царевичу. – Сделав из Демосфена мученика, ты лишь озлобишь афинян.
Александр посмотрел на меня, а затем повернулся к Демосфену.
– Где будут находиться афиняне завтра? – спросил он.
– С краю на левом фланге, – ответил индус прежде, чем Демосфен успел открыть рот. – Фиванцы образуют сильное правое крыло.
Александр, моргая, смотрел на него.
– Я расскажу вам все, что вы хотите узнать, только не убивайте этого человека.
– Почему?
Индус отвечал с печальной улыбкой:
– Убийство запрещено моей верой. Человек не должен убивать другого или допускать убийство, если имеет возможность его предотвратить.
– Что это еще за вера? – удивился Александр.
– Путь Будды.
Я спросил:
– Итак, тебе известен план завтрашней битвы?
– О да!
– Можно ли ему верить? – спросил царевич.
– Я здесь представляю Царя Царей, – отвечал индус непринужденно. – Мой господин Дарий и его советники захотят узнать все подробности завтрашнего сражения. Я обязан рассказать все как было.
– Но сначала ты расскажешь планы ваших полководцев Филиппу и его военачальникам, – сказал Александр.
– Так я и сделаю, если вы пощадите этого человека.
Я спросил его, не скрывая удивления:
– Итак, чтобы пощадили одного человека, ты готов выдать на смерть целые тысячи?
– Их ждет смерть в завтрашней битве вне зависимости от того, что я сделаю сегодня. Я не в силах предотвратить кровопролитие, но могу спасти жизнь этого человека и обязан это сделать. Таков путь.
Я обернулся к Демосфену:
– Можно ли рассчитывать, что ты будешь молчать, пока мы отведем перса в наш лагерь?
Афинянин посмотрел на Александра, все еще державшего в руках меч, и кивнул.
– Похоже, ты веришь этому демагогу, Орион? – проговорил царевич. – А я – нет.
Бросив меч в ножны, Александр направился в угол палатки – к стойке для панциря, сорвал ремешки с кирасы и поножей и связал ими руки и ноги Демосфена. Потом затолкал кляп в рот оратора и закрепил его полоской ткани.
– Ну вот, теперь ему можно доверять, – пробормотал царевич. – Правда, ненадолго.
Остановившись возле синего щита с надписью по ободу, Александр посмотрел на беспомощного Демосфена, распростертого на голой земле.
– "С удачей", – прочитал он вслух. – Что ж, поищу тебя завтра на поле боя.
Забрав индуса, мы направились к своим.
Имя индуса было Свертакету.
– Зовите меня просто Кету, – негромко сказал он, остановившись в предрассветных сумерках по дороге в лагерь македонцев. – Слова моей родной речи трудны для вашего языка.
И пока мы шли, Александр все время расспрашивал Кету о его родных краях.
– Скажи мне, какие земли лежат за Персидским царством? – интересовался молодой царевич, торопливо шагая по травянистому пологому склону, на котором завтра должна состояться битва.
– Они велики и носят разные имена, – с пылом проговорил Кету. – Индра, Хинд, Куш…[5] Много названий, много и государств. Наша земля очень большая, она очень далеко. В наших великих городах стоят огромные дворцы и храмы из чистого золота. Дальше лежат другие земли. А еще дальше Китай, империя еще более огромная, она лежит далеко на востоке… у самого Великого восточного океана.
