Аристотель качал головой, на челе его лежала тревога.
– Но Афины уже воюют с нами, – объявил Александр.
– Чисто официально, – ответил Эсхин. – Пока афиняне довольствовались тем, что предоставляли другим возможность воевать за свои интересы. Афины выставили против Филиппа свое серебро, но не войска.
Я вспомнил, что некогда был одним из наемников, нанятых за афинское серебро.
– А как насчет кораблей? – заметил Птолемей. – Ведь Афины используют против нас свой флот.
– Но безуспешно, – хвастливо возразил Александр. – Скоро у них не останется гаваней к северу от Аттики.
– Поговаривают, – мрачно проговорил Эсхин, – о заключении союза с Фивами.
– С Фивами?!
Сидевшие за длинным столом гости зашевелились.
– Самая лучшая армия, если не считать македонской! – вырвалось у Гефестиона.
– Их Священный отряд никогда не знал поражений, – напомнил смуглый Неарх.
– Мы тоже, – возразил Александр.
Гарпал, сидевший слева от Александра, нахмурился:
– Что ж, мы не знали поражений в бою, но царь не хотел и побед. Перинф был не первым городом, от стен которого мы ушли по своей воле.
Александр покраснел, раздражаясь. В разговор вступил Аристотель.
– Филипп любит брать города за столом переговоров, а не на поле боя, – сказал он кротко. – Таково искусство истинного царя; он побеждает без кровопролития.
– Но соперничество между Афинами и Македонией обязательно окончится кровопролитием. – Александр едва сдерживал гнев.
– Увы, ты прав, – согласился Эсхин. – Демосфен не успокоится, пока не выведет афинское войско против варваров.
– Варваров?
– Против вас, – сказал афинянин, глядя на Александра. – Демосфен называет вас варварами и даже дает прозвища еще похуже.
Пытаясь предотвратить взрыв, Аристотель проговорил:
– Афиняне считают варварами всех, кто лишен возможности жить в их городе. Но слово это первоначально значило «незнакомец», и ничего больше.
– Теперь Демосфен использует его в другом смысле, – заметил Эсхин.
Я видел, как Александр старается сдержать себя.
– Помню, я видел его несколько лет назад, – пробормотал он. – Демосфен прибыл в Пеллу по приглашению царя; он был столь польщен приглашением и взволнован, что сделался косноязычным. Он не мог связать и двух слов.
– Теперь он говорит периодами, не предложениями, – скорбно сообщил Эсхин. – И они производят сокрушительный эффект.
– Мне следует своими ушами услышать его, – процедил сквозь зубы Александр.
Но царевич намеревался услышать и увидеть не только Демосфена. Все мы, кроме Аристотеля, остановились в одном большом зале. Отужинав и уже готовясь ко сну, я заметил, что Александр и его Соратники направляются к двери, перебросив плащи через плечо и повесив на пояса мечи.
– Куда вы? – спросил я.
– В Акрополь, – улыбнулся Александр, который как мальчишка радовался приключению.
– Это запрещено. Ворота на дорогу, ведущую к нему, закрыты.
– Но вдоль утеса поднимается тропка. О ней мне рассказали слуги.
– И ты веришь слугам?
– Почему бы и нет? Я хочу увидеть храмы поближе.
– Быть может, заодно стоит наведаться в их сокровищницу? – расхохотался Птолемей.
– А если это ловушка? – усомнился я.
– Мы вооружены.
– Я пойду с вами.
– Можешь оставаться здесь, Орион.
– Царь приказал мне приглядывать за тобой, царевич. Если, оступившись при неверном лунном свете, ты сорвешься с утеса и сломаешь себе шею, мне лучше прыгнуть следом.
Александр расхохотался, а я, прихватив плащ и меч, отправился с молодежью, не забывая и о приказании Олимпиады.
Подъем оказался куда менее трудным, чем я опасался. Яркая луна освещала тропу, ночной ветер стегал, как тысяча кнутов. Болтливый слуга оказался служанкой, молоденькой, не старше двенадцати лет. Гарпал заинтересовался ею, заметив среди других слуг в доме Эсхина. Я подумал, что македонец решил вознаградить девушку, избавив ее от докучливой девственности.
Мы без труда добрались до плоской вершины утеса и остановились, разглядывая Парфенон и прочие храмы. От очертаний Парфенона захватывало дух: изящные колонны с желобками застыли в идеальной симметрии, чудесные фризы были исполнены столь искусной рукой, что холодные мраморные фигуры казались едва ли не живыми. Я вспомнил, что уже видел их. Этот храм, сохранивший свою изначальную красоту, высился в опустевшем городе творцов, памятном мне по моим снам.
