Однажды я принес ему в больницу несколько экземпляров только что вышедшей в «Огоньке» книжки его стихов «Родная земля». Сергей Николаевич очень обрадовался. Посмотрел тираж — 150 тысяч экземпляров, — спросил:
— Как вы думаете, разойдется?
Через неделю эту книжку нельзя было достать в киосках — разошлась.
Осенью он вернулся в Крым. И едва лишь почувствовал себя лучше, сразу же, открыв новую чистую тетрадь, сделал бодрую надпись: «И снова труд!» Это была радость человека, возвратившегося к жизни, стосковавшегося по любимому делу, от которого его оторвал недуг. Совсем недавно, после тяжелой операции, он записал в тетрадь: «Жизнь под руку меня толкнула». Он тогда еще не думал, что толчок был катастрофическим. Он продолжал работать над романом «Весна в Крыму».
Погода стояла теплая, мягкая. Он иногда выходил в сад, гулял по аллеям. Тихими вечерами, когда солнце пряталось за горы и затененная часть Кастеля становилась чернильно-синей, а освещенная сбоку гора Екатерина — золотисто-янтарной, он садился на свою скамейку и, повернувшись лицом к морю, слушал. Глаза его, когда-то необыкновенно зоркие, уже плохо различали краски. Снизу, из дома отдыха, доносились песни, передаваемые радиоузлом. «Среди долины ровный»… Это была его любимая. Сидел как завороженный. Песня воскрешала в памяти сердца далекие годы… «Стоит, растет высокий дуб в могучей красоте…»
— Вы слышите, — сказал он подошедшему секретарю своему, Валентину Козлову, — живет песня. Долго живет. А знаете, кто автор слов? Мерзляков, третьестепенный поэт был… «Все други, все приятели до черного лишь дня». Как вы, Валя, находите — глубоко ведь? До черного лишь дня. Философски глубоко!.. Поэта уже давно нет, а песня живет…
А в это время уже звучали, переливаясь, «Подмосковные вечера» Соловьева-Седого. Козлов сказал:
— А вот и современная, Сергей Николаевич.
Ценский прислушался, молчал минуты две, затем довольно заметил:
— Что ж, приятная мелодия. Вот только слов не могу разобрать, сливаются… Я знаю, есть много хороших и современных песен. Не все же «мишки».
Потом у Сергеева-Ценского были специальные корреспонденты газеты «Литература и жизнь». Говорили о предстоящем учредительном съезде писателей РСФСР. Просили его выступить со статьей. Несмотря на плохое самочувствие, он согласился. Статья была опубликована за две недели до смерти — лебединая песнь Сергея Николаевича. Она называлась «Жизнь писателя должна быть подвигом». Ее нельзя читать без волнения.
«Когда я гляжу на снежные шапки Крымских гор, то мне видится вся наша обетованная прекрасная Родина, дороже и родней которой для нас нет ничего на свете. Так же, как эти горные вершины, возвышаешься ты, наша мать Россия, над материками и континентами!..»
О чем дальше повел разговор великий русский писатель? О родной русской речи. «От колыбели, через всю жизнь проносим мы певучее, сверкающее самоцветами русское слово. Разве могут стереться и устареть слова, написанные нашими классиками… Ведь эти слова изваяны из мрамора, отлиты из бронзы. Они — навеки!»
И его слова, Сергеева-Ценского, тоже изваяны в мраморе и отлиты из бронзы. Они тоже навеки. Пусть сегодня еще не так много людей, знакомых с произведениями Сергеева-Ценского. Завтра их будет вдвое больше, послезавтра — вчетверо. Ценский только начинается.
Вслушайтесь в его мудрые советы, молодые писатели, прочтите внимательно все его произведения, и вы увидите, что Ценский — это замечательная школа для каждого, кто хочет быть художником слова. Это он, как учитель и друг, говорит о тяжелой и благодарной должности писателя:
«Русское слово! Как радостно бывает на душе, когда в книгах находишь у наших писателей замашистое, кипящее и животрепещущее русское слово. У кого из наших современников мы его чаще всего встречаем? Я думаю, что со мною согласятся миллионы читателей, когда я назову дорогое всем нам имя Михаила Шолохова! В его произведениях мы видим алмазные россыпи русской речи. Не в словарях отысканное, не из запыленных фолиантов утащенное, а взятое писателем у самого хозяина языка — у народа — вот какое это слово!
