Он потягивал вино, потихоньку шевелил пальцами ног в новых ботинках и размышлял о своей судьбе. Вспомнил об унынии перед битвой, об ощущении, что ему не удастся исполнить данные обещания, однако все закончилось благополучно. Может быть, он и в самом деле счастливчик, как утверждают солдаты; впрочем, он многое бы отдал за то, чтобы узнать, как сохранить удачу.
Шарп вспомнил тело Гиббонса со штыком в груди, падающее с коня, и снова подумал о том, что Харпер вернулся вовремя. На следующий день все следы преступления были сожжены. Погибшие, и Гиббонс среди них, были раздеты, сложены штабелями, после чего живые разожгли костры, и тела сгорели в жарком пламени. Трупов было так много, что похоронить всех представлялось невозможным, поэтому солдатам пришлось жечь костры в течение двух дней, и тяжелый сладковатый запах висел над городом до тех пор, пока ветер не развеял пепел по долине Портины. О сражении напоминало лишь разбросанное повсюду испорченное снаряжение, которое уже не могло никого заинтересовать, да черная, выгоревшая трава, где среди пламени нашли смерть многие раненые.
— Шарп?
Он вздрогнул. Кто-то произнес его имя, а он отвлекся и не слышал кто.
— Сэр? Прошу прощения. Ему улыбался Уэлсли.
— Капитан Хоган рассказал мне, что вы укрепляете англо-португальские отношения?
Шарп посмотрел на Хогана, в глазах которого плясали озорные огоньки. Всю неделю ирландец очень весело рассуждал про Жозефину, и Шарпу ничего не оставалось, как улыбнуться и скромно пожать плечами — ведь на него смотрели три генерала.
— Судьба награждает храбрых, верно, Шарп? — весело проговорил Хилл.
— Да, сэр.
Шарп откинулся на спинку стула, а разговор тем временем продолжался. Он скучал по Жозефине. Прошло чуть больше двух недель с той ночи, когда он последовал за ней из гостиничного дворика на окутанный тенями берег реки. С тех пор он провел с ней всего пять ночей. Больше Жозефина не подарит ему ни одной. Он понял это, когда вернулся в Талаверу утром после сражения. Жозефина поцеловала его и улыбнулась, а в другом конце комнаты Агостино упаковывал кожаные седельные сумки и складывал платья, которых Шарп так на ней и не увидел.
Они отправились погулять по городу, Жозефина крепко держалась за его локоть и заглядывала в лицо, точно была маленьким ребенком.
— Это не могло тянуться долго, Ричард.
— Я знаю. — На самом деле он считал иначе.
— Правда?
Она хотела, чтобы прощание получилось красивым, и это было самое маленькое, что Шарп мог для нее сделать. Он рассказал ей про Гиббонса; про выражение его лица, когда штык вошел в тело.
Жозефина крепко сжала руку Шарпа.
— Мне так жаль, Ричард.
— Гиббонса?
— Нет. Что тебе пришлось это сделать. Я сама была во всем виновата, я вела себя глупо.
— Нет. — «Как странно, — подумал Ричард, — когда люди прощаются, они берут всю вину на себя». — Ты ни в чем не была виновата. Я обещал тебя защищать. И не сумел.
Они вышли на маленькую, залитую солнцем площадь и стали разглядывать монастырь. Полторы тысячи раненых британских солдат находились в его здании. На первом этаже работали армейские хирурги. Из окон неслись отчаянные крики, время от времени оттуда вылетали ампутированные конечности — возле дерева собралась здоровенная куча; она постоянно увеличивалась, а возле нее стояли на посту два скучающих солдата; в их обязанности входило не подпускать голодных собак.
Шарпа передернуло от этого зрелища, и он вознес к Небесам солдатскую молитву: просил Бога уберечь его от хирургов в залитых кровью передниках, с тупыми ножами в руках.
Жозефина сжала его локоть, и они отвернулись от монастыря.
— У меня есть для тебя подарок.
— А у меня для тебя ничего нет. — Шарп посмотрел на девушку.
Она казалась смущенной.
— Ты должен мистеру Хогану двадцать гиней?
— Не вздумай давать мне деньги! — Шарп не стал скрывать своего негодования.
Жозефина покачала головой.
— Я ему уже вернула. Не сердись! — Он попытался выдернуть руку, но она не отпускала. — Ничего уже не изменить, Ричард. Деньги я отдала. Ты делал вид, что у тебя их достаточно, но я знала, что ты взял в долг.
Жозефина протянула Шарпу крошечный бумажный пакетик. Зная, что Ричард расстроен, она старалась на него не смотреть. Внутри пакета лежало серебряное кольцо, на котором был выгравирован орел. Не французский Орел с молнией в когтях, но всё равно — орел.
