Большевики начали свою «революцию сверху» при изношенности основных фондов, достигавшей 50 %. В 1929 году начался дважды прерванный (в 1914 и 1921 годах) поход за модернизацию отечественной экономики. В принципе, начало индустриализации было бы возможно с 1921 года, как то планировали большевики в 1920 году. Однако осуществлению планов IX съезда РКП(б) и VIII Всероссийского съезда Советов препятствовали два обстоятельства: разорение крестьянского хозяйства, которому необходимо было дать восстановиться в рамках рыночной экономики, свойственной крестьянскому хозяйству, и, что важнее, отсутствовала та социально-политическая сила, которая бы смогла проводить модернизацию, контролировать всю страну. Партия к концу гражданской войны насчитывала около 600 тыс. человек, но она оказалась ненадежной опорой для власти и фактически развалилась в условиях кризиса 1921 года.
Традиционно в нэпе пытались анализировать, вычислять политику государства в отношении крестьянства, связи между промышленностью и сельским хозяйством, но это не самое главное в нэпе. Главное — это социально-политическая подготовка к рывку, к модернизации страны. Для решения перспективной задачи русская история готовилась подспудно, совершая коренные процессы по формированию нового общественного слоя, класса, который впоследствии станет социальной опорой власти в модернизации России.
В течение уже многих лет «разоблачение» большевизма остается модным литературным упражнением. Подобное не раз бывало в истории, французам потребовался целый век, чтобы авторы исторических трудов вновь возлюбили великого корсиканца. Можно с уверенностью предположить, что следующее «откровение» по поводу отечественной истории придет к российскому обывателю, когда в очередной раз обострится потребность в форсированном обновлении экономической базы. Каким-то непостижимым образом в России понимание и отношение к собственной истории связано с состоянием ее основного капитала. Общество не может длительно иметь идеологию, которая целиком, так или иначе построена и культивируется на потребительском интересе.
Торжество либерализма и демократии в начале 1990-х парадоксальным образом породили невиданный бюрократический произвол. Падение партии обусловило торжество ничем не обузданного административного произвола на всех уровнях государственного аппарата. Это довольно ясно указывает на то, какая сила реально пришла к вожделенному материальному благу в результате либеральной революции. Но большая проблема частнособственнической элиты заключается в том, что свято место пусто не бывает. Переход одной генерации чиновников в класс буржуазных собственников неизбежно приводит к власти очередное поколение бюрократии, которое немедленно вступает в борьбу за уже поделенную собственность и прибавочный продукт с новоиспеченной буржуазией.
Текущая внутренняя политика в России медленно, с трудом, но буквально след в след повторяет революционный путь большевиков, восстанавливая органичный для страны государственный уклад. Дело в первую очередь тормозится тем, что системное противоречие государства, бюрократии и капитала в современной России еще не вышло из состояния тождества, противоположности еще не пришли в открытое противостояние. Этим вызывается непоследовательность государственной политики в сфере национальных интересов. Но новая государственная бюрократия неизбежно придет к самоопределению и осознанию своих особенных социальных интересов и своего места в обществе. Большинство общества заинтересовано в том, чтобы ее мучения на этом пути были как можно менее продолжительными.
Глава 1
ПРОИСХОЖДЕНИЕ ПАРТИИ — ГОСУДАРСТВА
Секрет «необъятной власти»
«Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть», — продиктовал Ленин в своем знаменитом «Письме к съезду», высказывая опасения по поводу того, сумеет ли Сталин «всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью»[16]. Известно, что вопреки мнению Ленина Сталин сумел воспользоваться ею и, будучи генеральным секретарем, явил образцы как исключительной осторожности, так и мгновенной политической реакции, постепенно представая в обличье абсолютного диктатора. Сейчас в ленинской фразе более важна характеристика поста генерального секретаря ЦК партии, который уже, как видно, сам по себе предоставлял функционеру, занимающему этот пост, «необъятную власть». Сталин стал первым генсеком в истории партии, но был ли он первым, кому представилась такая уникальная возможность концентрации власти в послеоктябрьской системе государственного управления? Пост генерального секретаря был учрежден 3 апреля 1922 года на первом пленуме ЦК, избранном XI съездом РКП(б), однако к тому времени он уже имел свою весьма прелюбопытную историю.
