Орден Ассасинов - страница 20
Подобный взгляд также распространялся - с другой точки зрения - Виктором Франклом, еврейским психиатром, который провел войну в нацистских концентрационных лагерях. Франкл заметил, что заключенные, которые ни на что не надеялись, были предрасположены к истощению и умирали, в то время как заключенные, стремившиеся любыми способами с оптимизмом двигаться вперед, оставались здоровыми. Еще до войны Франкл заметил, что люди,. которые начинали беспокоиться из-за малейшей проблемы, часто развивали в себе серьезные блокировки и напряжение. Лучший способ излечить подобных больных - заставить их приложить усилия для того, чтобы сделать именно то, что они боялись сделать (так, мальчика, который заикался, вылечили тем, что заставили его играть роль заики в школьном спектакле). Франкл пришел к выводу, что чувство целеустремленности жизненно необходимо для умственного здоровья; личность, не устремленная к цели, начинает беспокоиться по пустякам, подобно тому, как некоторые люди начинают испытывать зуд, когда лежат без сна в ночи. Как только они убедят себя сделать настоящее усилие, блокировка пропадет.
«Терапия реальностью» Уильяма Глассера и «терапия ответственностью» Хоуберта Моурера зависит от того же утверждения, что люди без целеустремленности становятся очагом любого вида психологической болезни и что лечение зависит от пробудившейся воли к чувству реальности и ответственности.
На самом деле, настоящее обоснование всех этих психологических трудов лежит в философии Эдмунда Гуссерля (чья наиболее важная работа «Идеи» появилась в 1912 году). Основное открытие Гуссерля заключалось в том, что все наши умственные процессы являются «преднамеренными» - скорее активными, чем пассивными. Я склонен допускать это, когда я смотрю на что-нибудь и оно, при посредстве моих глаз, отпечатывается у меня в сознании. Правда заключается как раз в обратном. Когда я вижу что-то, это подобно тому, как если бы я протянул руки и подобрал это. Я настолько привык «видеть вещи», что я больше не замечаю вызванное этим напряжение, не намного большее напряжение я замечаю, когда я читаю газету. Но здесь есть напряжение; я должен постоянно интерпретировать «действительность», так же как я должен интерпретировать черные значки в газете.
У этого свойства есть важное следствие, особенно для поэтов и мистиков. Если я чувствую повсеместную скуку и усталость, я прекращаю вкладывать то же подсознательное напряжение в мое «видение», и вещи на самом деле выглядят скучнее. Когда я заинтересован и полон намерений, я вкладываю больше подсознательной энергии в мое видение, и вещи кажутся светящимися смыслом. Я вижу больше цветов, ощущаю больше запахов.
Но поскольку я не подозреваю об этом подсознательном напряжении, я озадачен, почему мир всегда кажется меняющимся. В один из дней жизнь, само собой разумеется, удивительна, следующий день пройдет бестолково. В данном случае проблема имеет тенденцию к саморазвитию; потому что в мире, который выглядит скучным и бестолковым, мой непосредственный ответ становится пассивным и скучным, и я буду допускать, что это вполне нормально. И если некий интерес или чувство целеустремленности заставит меня сделать напряжение и я неожиданно снова начну ощущать «пик опыта», я почти наверняка не увижу связи между моим напряжением и пиком опыта; вместо этого я восприму пик опыта как единичный счастливый случай, результат некого удачного шанса, который я не осознал...
Сам Гуссерль не сделал этого подробного приложения своей теории к психологии; но это подразумевается. И его открытие «преднамеренности сознания» позволяет нам увидеть связь между вопросом, приведшим в замешательство Уильяма Джеймса, и ответом, предложенным Маслоу и Франклом. Наша жизнеспособность так сильно колеблется между мистическим экстазом и полным умственным разложением, поскольку мы делаем фундаментальную ошибку относительно природы сознания. Мы думаем, что оно автоматическое, как и наше дыхание. Но это не так; оно зависит от напряжения, как плавание. Если мы перестанем прилагать усилие, мы утонем.
