«Из сообщений информагентств за 29 августа 2011 года, понедельник:
Руководители ливийских повстанцев выдвинули ультиматум сторонникам Муаммара Каддафи, находящимся в его родном городе — Сирте. Как сообщает CNN, лоялистам предложили прекратить сопротивление и сдаться до 30 августа.
Как пояснил представитель командования повстанцев, в противном случае город будет „освобожден“ силой».
Законы информационной войны неумолимы. Обильно цитируемая нами Лента. ру не упомянула, что бои за район Абу-Салим шли ещё до 27 августа, и только двадцать шестого числа мельком проговорилась сквозь зубы об участии британского спецназа — тогда, когда стало ясно, что шила в мешке не утаишь. Однако подлинные масштабы операции стали ясны гораздо позже…
Двадцать второго августа все телеканалы показали кадры «народного ликования» якобы на Зелёной площади — кадры, отснятые заранее совсем в другой стране, ради чего не поленились даже построить макет площади в натуральную величину.
Двадцать второго же числа замолчало ливийское телевидение — повстанцам удалось захватить телецентр, из студии которого до последнего выходила в эфир с пистолетом в руке ведущая Хала Мисрати. Информационное пространство оказалось под полным контролем демократов всех мастей, вещавших о победоносном завершении войны.
Вестей от Виталика и Женьки не было.
* * *
Двадцать девятого августа Люба получила СМС-сообщение с незнакомого номера, начинавшегося с ливийского кода — плюс двести восемнадцать:
«Vybralis is Tripoli. Ya zhivoy. Zhenya, skoree vsego, pogib. Napishu pozzhe. Vitalik».
* * *
Это была катастрофа.
Повстанцы наступали на столицу с запада, от Аз-Завии, с востока, от Злитена, и с юга, со стороны Гарьяна.
Но не они решили исход сражения.
У Джамахирии было ещё достаточно сил, чтобы защитить столицу.
Но в часы, когда, знаменуя начало операции «Рассвет русалки», с моря в Триполи высаживался натовский десант, из подполья вышла пятая колонна.
Командующий обороной столицы на западном направлении генерал Мохаммед Эшкал был подкуплен врагами заранее и позволил им беспрепятственно войти в город, о чём в открытую, не стесняясь, сообщали газеты уже в последних числах августа.
Удар в спину оказался смертельным для истекающей кровью страны.
Но, вопреки победным реляциям западных СМИ, Триполи всё же сражался.
Сжав зубы и огрызаясь огнём, теряя бойцов, армейские части и формирования добровольцев медленно, квартал за кварталом, отступали из центра к южным и юго-восточным кварталам, оставляя в центре очаги сопротивления.
…Потери были страшными.
К двадцать седьмому августа у Ахмада не осталось ни одной машины.
На окраине Абу-Салима ему удалось собрать двадцать два человека из числа своих подчинённых.
Связи с командованием не было. Молчал мобильный телефон. Молчала рация.
Около полутора суток тому назад, когда Ахмад в очередной раз пытался выйти на связь, по рации ответил чужой голос, который в нецензурной форме высказал всё, что думает об Ахмаде, его подчинённых и командирах.
Ахмад ответил неизвестному повстанцу в такой же манере и выключил рацию — в ней больше не было необходимости.
Решения оставалось принимать самому.
Это был его район, он знал здесь все улицы, переулки и дворы, и наверное, это до сих пор спасало Ахмада Гарьяни.
Но неизбежное близилось — из города нужно было уходить. Это был единственный шанс для оставшихся в живых. Повстанцы наступали на пятки, и времени на принятие решения не оставалось.
На совет он позвал старших по возрасту — Хасана Зарруки и Евгения Черных, но так, чтобы и остальные могли их слышать.
От улицы, где ещё слышались беспорядочные выстрелы, а возможно, это палили в воздух победители, их отделяла стена разрушенного здания. Несколько минут назад над ними пролетел вертолёт.
