В фильмах вслед за появлением бомбардировщиков должен был отзываться грозный голос зенитных орудий.
Но их не было. И те, кто бомбил ночные города, знали, что их не будет.
Те, кто стрелял в упор весной седьмого года на лестничной площадке в Люблино, продолжали безнаказанно убивать.
* * *
Справочная информация (по материалам Интернета). Данный текст был переведён на русский язык в марте 2011 года и распространён столь большим числом электронных и печатных средств массовой информации самых различных политических направлений, что автор, при всём уважении, не сможет сослаться на конкретный первоисточник.
«Социальные условия жизни в Ливийской Джамахирии к началу 2011 года.
— Пособие по безработице — 730 долларов.
— Зарплата медсестры — 1 000 долларов.
— За каждого новорожденного выплачивается 7 000 долларов.
— Новобрачным дарится 64 000 долларов на покупку квартиры.
— На открытие личного бизнеса единовременная материальная помощь — 20 000 долларов.
— Крупные налоги и поборы запрещены.
— Образование и медицина бесплатные.
— Образование и стажировка за рубежом — за счёт государства.
— Сеть магазинов для многодетных семей с символическими ценами на основные продукты питания.
— За продажу продуктов с просроченным сроком годности — большие штрафы и задержание подразделениями спецполиции.
— Часть аптек — с бесплатным отпуском лекарств.
— За подделку лекарств — смертная казнь.
— Квартирная плата — отсутствует.
— Плата за электроэнергию для населения отсутствует.
— Продажа и употребление спиртного запрещены — „сухой закон“.
— Кредиты на покупку автомобиля и квартиры — беспроцентные.
— Риэлторские услуги запрещены.
— Покупку автомобиля до 50 % оплачивает государство, бойцам народного ополчения — 65 %.
— Бензин стоит дешевле воды. 1 литр бензина — 0,14 долларов».
* * *
Когда Виталик, встав на ноги, наконец собрался догонять своих, провожать его вызвался Ибрагим.
Мать Фатимы и тётка Ибрагима, закутанная в полностью закрывающие одежды, в платье до пят, в скрывающем чёрные с проседью волосы неопределённого цвета платке, стояла на крыльце, и в глазах её отражалась та невысказанная тоска, от которой кошки скребли на душе Виталика, и впервые сделалось не по себе… Он сжал зубы и подумал, что через несколько часов встретит Женьку с его шутками-прибаутками, и всё будет хорошо…
И снова мы будем вместе, через дорогу будет враг, рядом друг, и всё снова будет предельно ясно.
Это не был страх — Виталик уже свыкся со страхом, когда падали бомбы, когда — через два дома от квартиры Фатимы на втором этаже, бомба ударила прямым попаданием в жилой дом, погубив две семьи, человек шесть взрослых и десяток детей.
Наверное, после того, как Виталик увидел, как беззвучно рыдали женщины в чёрных платках, он перестал бояться бомб, падавших с высоты.
Старший из родных братьев Фатимы, Исмаил, говорил с Виталиком медленно и заинтересованно, и он совершенно по-детски безразлично относился к качавшим стены домов бомбардировкам.
— Если будет на то воля Аллаха, то они нас убьют, — говорил он Виталику серьёзно, и на возражения, что его же дядя, брат отца, воюет в рядах действующей армии, отвечал, — конечно. А как же иначе?
— Но вы же всё равно защищаете Родину… И тогда что ты скажешь про крыс? — спрашивал его Нецветов.
— Ну да… конечно… — Крысы и есть крысы, — отвечал упрямый девятилетний Исмаил, и его старший двоюродный брат Ибрагим кивал жёсткими чернявыми кудрями.
«А что ты скажешь про своих, отечественных крыс?» — задавал Виталик себе риторический вопрос, не подразумевавший ответа.
Крысы были далеко. За линией фронта. За пару десятков километров. Крысами их назвал Брат-Лидер в своей знаменитой речи двадцать первого февраля одиннадцатого года, и с тех пор все, в том числе пережидавшие в Триполи, называли их крысами.
…Он не ждал, что строгая хозяйка дома выйдет проводить его до порога.
Путаясь в юбках, на крыльцо выбежала Фатима, слегка коснулась пальцами тыльной сторонни его ладони, загар которой выступал из-под манжета камуфляжа, и тут же, словно обжегшись, отдёрнула руку.
Тонко склонившись над перилами, забыв про выбившуюся на лоб чёлку, девушка махала платочком, и, уже спустившись по ступеням, он мог слышать, как негромко, но строго выговаривает ей за что-то мать.
