Алексей Дмитриевич хорошо понимал, что этот вопрос носит чисто формальный характер. И все же он почувствовал, как в нем невольно усиливается робкая надежда быть выслушанным и понятым этими судьями. Нет, он не имеет возражений по составу суда.
— Садитесь, подсудимый! Капитан, зачитайте обвинительное заключение.
Трубников слушал уже знакомое ему заключение и смотрел на пожилых людей, одетых в ладную, очевидно привычную для них военную форму.
Один из заседателей был толстяк с благодушной физиономией. Он иногда посматривал на подсудимого открытым, как будто вполне благожелательным, чуть ли не улыбчивым взглядом. Другой, морщинистый, с бритой головой, сохранял во время чтения злое выражение и на обвиняемого почти не глядел. Внешность его соответствовала представлению о человеке, который ежедневно подписывает десяткам людей неправедные и жестокие приговоры. Но то, что это же делают председатель и второй член суда, похожие на благодушных папаш, было куда непостижимей.
— Встаньте, подсудимый! Вам ясно, в чем вы обвиняетесь?
— Да.
— И вы подтверждаете свое признание в виновности, данное вами на предварительном следствии?
— Нет, не подтверждаю.
Судьи переглянулись. Благодушный с укоризненным выражением на лице сделал жест рукой. С таким видом говорят: «Ай-я-яй! Вот уже не ожидал от вас такой бестактности…» Лицо другого заседателя сморщилось еще более и стало, если это возможно, еще злее.
— Но вы свои показания написали собственноручно, — сказал председатель.
— Я сделал это под угрозой ареста моей жены.
— Кто и по какому праву угрожал вам этим?
— Мой следователь — за отказ давать ложные показания.
— Какие именно показания?
— Какие я и дал потом. И от которых теперь отказываюсь. Я прошу также принять мое заявление о нанесенных мне побоях.
— А не потому ли вы так боялись ареста вашей жены, — сказал заседатель со злым лицом, — что и она состояла в вашей тайной организации?
— Никакой организации не было!
— Но ее существование в вашем институте подтверждается многочисленными материалами дела, — сказал председатель, — и прежде всего — показаниями ваших сообщников. Они показывают также, что и вы были одним из руководителей и организаторов контрреволюционной группы ФТИ.
— Все эти показания даны под действием насилия и угроз.
— Подсудимый, — крикнул злой. — Вы отвечаете за свои слова на суде!
Председатель сделал успокаивающий жест. Благодушный опять покачал головой: «Ай-я-яй!..»
— Суд занесет ваши ответы в протокол судебного следствия, но для вас будет лучше, если вы подтвердите свои прежние показания, подсудимый.
— Они — сплошная вынужденная ложь. Я требую повторного следствия!
Злой опять кольнул глазами Трубникова. Благодушный снова покачал головой.
— Сядьте, подсудимый! Капитан, запишите заявление обвиняемого!
Наклонившись друг к другу, судьи о чем-то совещались. Злой делал энергичные жесты, благодушный неопределенно пожимал плечами.
— Суд удаляется на совещание, — объявил председатель вставая.
Ушел и секретарь. В зале опять остались только Трубников, конвоиры и их старшой, не отходивший от двери во внутренние помещения. Прошло минут пятнадцать. Вынесут они сейчас приговор или назначат переследствие? а если вынесут, то будет ли этот приговор жестче от его недостаточно благонравного поведения на суде?
Трубников согласился бы сейчас даже на смертный приговор, если бы знал, что такой ценой спасет жену и дочь. Но дело обстояло как раз наоборот. Расправа с семьей осужденного тем неотвратимее, чем круче мера, примененная к нему самому.
В отношении большинства арестованных — он знал теперь и это — все решено заранее, и суд — всего лишь формальность. Вынесение приговора, несмотря на отказ обвиняемого от прежних показаний, будет означать, что и его судьба, и судьба его семьи давно уже решена.
— Суд идет!
Члены трибунала шли так же гуськом и в той же последовательности. Подойдя к своим местам за столом, они остались стоять. Лицо председателя выражало сейчас только суровость. Исчезло благодушие и с физиономии толстяка. Зато злой как будто подобрел. Его морщины выражали почти удовлетворение.
