А потом все заглохло. На его многочисленные запросы не было ответа ни от управления Главного архитектора, ни от городского совета, ни от правительства.
Слушая иностранца, Ирина думала о том, что неумные и невежливые люди из всех этих учреждений не дали себе труда даже приказать своим секретарям ответить архитектору хотя бы так, как пыталась ему ответить она. И тогда не было бы этого глупого и щекотливого положения. Да и последствия конфуза далеко не так уж безобидны. Дома француз, наверное, тиснет статью в газете о несолидном клиенте — Советском Союзе, даст интервью…
Изнывая от неведения о судьбе своего детища, архитектор решил проникнуть в Союз под видом туриста, выбрав подходящий маршрут. Но — француз продолжал иронизировать — для иностранца в СССР приехать в город еще не значит его увидеть. Эта их прогулка напоминает ему поход группы малолеток под неусыпным наблюдением строгой воспитательницы. Неудобство такого положения для него не может смягчить даже любезность и предупредительность мадемуазель Ирэн…
Вечером директор «Интуриста» сделал Ирине особое внушение о ее ответственности за француза. Главное — еле-дить, чтобы он не проник как-нибудь в район заброшенного строительства.
Впоследствии эту историю Ирина часто вспоминала как юмористическую. Но теперь это была уже предыстория ее отношений с Алексеем Дмитриевичем, крутого поворота в ее судьбе и появления на свет нового существа. Странно думать, что не будь этот марселец так настырен… Она улыбалась воспоминаниям сквозь еще не высохшие слезы и была благодарна им даже сейчас. Мысль, что тогда, возможно, не было бы ни теперешнего страха, ни трагического крушения семьи, ни почти неизбежного будущего, просто не приходила ей в голову.
Незаметно для себя она так и уснула, сидя у кроватки ребенка. И уже не слышала, как снова наполнял комнаты музыкальным гулом старательный механизм часов, отбивавший полночь.
* * *
Всех арестантов ввозили в тюрьму и вывозили из нее, обязательно пересчитывая в «приврате». Так называлось пространство, похожее на короткий сводчатый туннель, образованное аркой под невысокой башней и закрытое с обеих сторон глухими железными воротами. Те из ворот, через которые въезжал автомобиль, обязательно запирались на замок. Не открывая вторых ворот, стража производила осмотр транспорта и проверяла соответствие числа заключенных проставленному в сопроводительных документах. Только после этого отпирались и вторые ворота.
Одновременно захлопнулись наружная дверь вагончика и окошко в двери между заключенными и конвоирами. Внутри стало почти темно, так как приврат освещался довольно тусклым фонарем под потолком туннеля. С лязгом отодвинулся тяжелый засов наружных ворот, автомобиль тронулся, и в отверстия вентиляционной коробки, установленной на крыше, брызнули солнечные зайчики яркого осеннего дня.
Поворот направо. Алексей Дмитриевич проверял правильность своего представления о маршруте до здания штаба Военного округа, так тщательно обсужденного им с Костей Фроловым. Сейчас они должны довольно долго ехать по прямой. По дороге будет мост через железнодорожные пути с бетонными скульптурами по углам и высоко поднятыми стеклянными шарами фонарей. Так! Через дырочки коробки Трубников увидел промелькнувшую фигуру рабочего с молотом на плече, очень похожую на музейную каменную бабу. Замелькали белые шары. Еще одна баба. Мост позади. Теперь переулок налево. Поворот. Почти вплотную придвинулись обшарпанные стены старых домов. Еще поворот. Это должна быть уже Технологическая улица. Та самая, ничем не примечательная Технологическая, на которой он прожил много лет и каждый день по ней проходил. Но если бы не Костя, то, пожалуй, Алексей Дмитриевич так и не припомнил бы, как можно отличить ее от любой другой, если видишь, да и то мельком, только то, что расположено на уровне вторых и третьих этажей.
Кариатиды над гастрономическим магазином! Атланты предупреждали: сейчас будет дом, в котором ты жил. Рядом с домом детская площадка, разбитая на месте снесенного ветхого строения. Через площадку наискось должна быть видна боковая стена дома с единственным круглым чердачным окном на самом верху. Вот она, эта глухая стена! Замелькали окна второго этажа. Они видны довольно хорошо, но равнодушны и невыразительны за отблесками стекол. Три последних в этом ряду — окна его квартиры. Четвертое — окно Оленькиной комнаты — в боковой стене за углом. Но, как и все другие, оно сейчас непроницаемо. Оживить окна может только свет изнутри.
