Мое внимание отвлекли звуки приближавшихся шагов. Со стороны алтаря, из крипты вышел дородный мужчина, возраст которого трудно было определить в такой темени. В руке он нес очень тусклый фонарь, который едва освещал путь перед ним. Он подошел ко мне.
– Очнулся, – как-то глуповато сказал он, поднеся фонарь к моему лицу. Я прищурился и отстранился, насколько это было возможно в моем положении.
– Какого беса тут творится? – хрипло спросил я. – Кто ты такой?
– Ну, дружище, – мужчина убрал фонарь, – что тут творится, я сам не имею понятия. Знаю только, что твоей жертвой я спасаю город.
– Чего? Какой еще жертвой? – Я окончательно перестал понимать происходящее.
– Твоей и его, – мужчина вздохнул и кивнул в сторону гнома. – Ваши жизни потребовали взамен жизни горожан. Так что, будь добр, послужи Империи в последний раз.
– Как это понимать? – удивился я. Такого поворота событий я не ожидал.
– Да вот так. Просто Ривенхат пригрозил вырезать город, если не получит вас. И большего тебе знать не надо. Через пару часов тебе будет все равно.
– Мэр спас город от некроманта, как благородно! – раздалось вдруг из конца зала.
Мужчина передо мной вздрогнул и выронил светильник. Звук падения разрезал тишину железным звоном. Из темноты проема, ведущего во внутренние помещения, шагнул инквизитор. Тот самый, которого я встретил на дороге. Только сейчас его одежда была выпачкана чем-то темным, а шикарный плащ больше напоминал лохмотья. На худом лице застыл оскал ярости. В руке он сжимал шпагу с широким лезвием, которую, похоже, намеревался пустить в ход.
– А на самом деле погубил всех. – Он начал подходить к мэру. Тот попятился и стал нащупывать амулет на шее.
– Не тщись звать на помощь своих мертвых дружков, – прошипел инквизитор сквозь зубы, занося шпагу над отступающим человеком, – я помог им умереть на самом деле.
– Я хотел спасти людей! – только вскрикнул тот, как страшный удар настиг его, почти разрубив от ключицы до середины груди. Мертвец пробулькал что-то и повалился на пол. Инквизитор уперся сапогом в тело и с усилием выдернул шпагу так, что кровь с лезвия брызнула мне в лицо. Обтерев шпагу, он подошел ко мне.
– Терпи, мой мальчик, – говорил инквизитор, выдергивая спицы. Он перерезал веревки, опутывающие меня, и я повалился на холодный пол. Инквизитор подхватил меня за локоть и приподнял.
– Надо тебя освежить, – он поднес два пальца ко лбу и тихо забормотал благословление. Я с благодарностью почувствовал, как раны затягиваются.
– Крови это тебе не вернет, но ты не будешь ею истекать, – сказал он, и я кивнул.
– Огромное спасибо, ваше святейшество. – Я встал ровно, потирая онемевшие конечности. Теперь я мог увидеть, что под эльфом натекла огромная лужа крови, и ему мы помочь не сможем точно. Из-под креста, на котором висел я, была меньшая лужица уже моей крови. Тонкая струйка протянулась к фигуре, вырезанной на полу, посреди которой сидел Агилмунд. Я нетвердо шагнул к нему, но инквизитор остановил меня, взяв за плечо.
– Не делай этого.
– Он мой товарищ… – начал было я, но инквизитор перебил меня.
– Не делай этого, если не хочешь подхватить черный мор или еще чего похуже, – и он указал на гнома, призывая осмотреть его внимательнее, – он уже подготовлен к ритуалу, и ты уже ничем ему не поможешь.
– К ритуалу? – удивился я и склонился над Агилмундом. Только сейчас я заметил, что его руки и лицо разрисованы странным, блеклым узором, а в глаза и словно в крике открытый рот засыпан серый порошок.
– Это как понимать? – обратился я к инквизитору, даже не добавив «ваше святейшество».
– Понимать будешь потом, – инквизитор оглянулся, – когда уйдем отсюда. Времени нет. Ривенхат скоро будет здесь, и я не смогу ему ничего противопоставить.
– Ривенхат? Твою мать!.. – Я схватился за голову. Было очевидно, что загадочный барон и является некромантом, о котором говорил Мишру, кукловодом нежити, преследовавшей Агилмунда. И некромант добрался до него.
Инквизитор схватил меня за плечо и потащил к заднему входу в церковь. Я с трудом шел, спотыкаясь и шатаясь от потери крови. Ужас осознания того, что мой лучший и, пожалуй, единственный друг погиб, нахлынул на меня. Я нащупал на груди «монету» и в бессильной злобе сжал ее. И где же Небесный Отец теперь?
