Приказ дочитан до конца, наступила тишина. Только слышно притопывание десятков ног да хлопанье двери барака, открытой охранниками настежь. "Свежий воздух полезен для цвета лица", - шутили они, распахивая дверь, и издевательски хохотали.
Шульц пробежал взглядом по лицам, почерневшим от холода, таким одинаковым - с выражением укоренившейся ненависти в глубоко запавших глазах. И все они казались ему чудовищем с единым телом и сотней голов.
Зачем, зачем он здесь, в этом овраге, пронизываемом кинжальным ветром? А ему ведь нельзя переохлаждаться. Почки. Перед самой войной доктор Буш так и сказал: "Ваши почки, Отто, в ваших руках". Не бог весть какая шутка, но обаяние доктора придало ей особую теплоту и доброжелательность. Они посмеялись, потом выпили по рюмочке коньяку. Да...
Шульц зябко поежился. Из-за этих варваров можно заработать обострение нефрита. В груди полыхнул гнев. Он выпучил глаза и заорал:
- За нарушение приказа - расстрел! Понятно, болваны?!
И вдруг, как удар, презрительный взгляд ясных глаз. "Будто мысли читает", - промелькнуло в голове. Шульц вздрогнул и отвел глаза в сторону. Но это была минутная слабость. Отто Шульц быстро взял себя в руки. Он, преподаватель права Боннского университета, не имеет права малодушничать! Ха-ха! Каков каламбур!
Шульц с достоинством вскинул голову и, указав на обнаглевшего пленного, приказал:
- К медикам!
Так Иван попал в медицинский барак во второй раз.
И была деревянная кушетка, покрытая несвежей простыней. И были дрожащие руки Вирхова, и мутное облачко крови в шприце, наполненном желтоватой жидкостью. А потом был огонь, испепеляющий каждую клеточку мозга. Его, потерявшего сознание, вбросили в барак, и заботливые руки товарищей уложили бредящего Ивана на нары. Он метался, сознание лишь на короткие минуты возвращалось к нему, и тогда Иван говорил. Ему казалось, что говорит он громко и отчетливо, как на уроке, но с пересохших губ срывался шепот, подобный шороху:
- Ребята! Товарищи! Мы!.. Им надо помешать... Не говорите правды, как вы себя чувствуете... Все говорите наоборот... Сорвем их эксперименты.
Тьма, накатывающаяся на него, вдруг соткалась в лицо Вирхова. Скаля в улыбке гнилые зубы, тот говорил:
- Все в мире движется от порядка к хаосу. Энтропия возрастает. Согласен, физик? И если есть бог-создатель, он должен существовать в обратном потоке времени - именно в этом направлении порядок возрастает. А как тебе нравится высказывание: "Бог - есть минус время"? Мы здесь создадим сверхчеловека, равного богу по возможностям, и он будет существовать в...
Он не закончил фразу, а, скорчив гримасу, захохотал. Казалось, мимическая мускулатура его работает не сама, а это корчится и судорожно дергается тьма.
Иван присмотрелся и увидел, что к лицу Вирхова идут ниточки, за которые дергал кто-то, на кого он сразу не обратил внимания. Иван посмотрел снова и содрогнулся, узнав Лауэра в жуткой фигуре с костлявым бледным лицом и мертвыми глазами.
Иван беззвучно закричал, и все исчезло. Единственно, что теперь ощущал Иван и что связывало его с окружающим миром, - глухие и частые удары сердца, от которых содрогалась грудная клетка и взлетала тупая боль в висках.
Вечером, сразу же после того, как Иван очнулся, распахнулась дверь, и охранник гаркнул в темноту:
- Выходи!
Иван сбросил с нар тяжелые ноги, рывком встал, и тут вздыбившийся пол больно ударил его в грудь. Все вокруг медленно вращалось вокруг оси, которой было тело Ивана. Его затошнило.
Охранники подхватили пленного под руки и поволокли к медицинскому бараку. Снег еще не сгладил неровности, и подметки хлопали, задевая за комья мерзлой земли.
И снова укол, внимательные глаза Лауэра, его жесткие пальцы на запястье. На этот раз Иван не потерял сознания.
Вкрадчивый голос Лауэра:
- Как вы себя чувствуете?
- Слабость. Небольшая слабость. Это от недоедания. А в общем - неплохо.
- Рад, - Лауэр доброжелательно похлопал его до плечу. - А в отношении питания мы решим с начальником лагеря. В ближайшее время.
В барак Иван возвращался самостоятельно, но дверь нашел не сразу. Наконец он ввалился в угольную черноту барака, наполненную тяжелым дыханием, надсадным кашлем, стонами и громким урчанием пустых желудков. Иван навзничь упал на нары и минуту лежал, отдыхая, потом повернул голову набок и спросил в темноту:
