В соответствии с этим взглядом человеческая история есть лишь необходимый процесс вымирания заведомо обреченного на смерть вида, уже рожденного обреченным. Фазы развития этой болезни жизни, которая зовется человеком, в структурном отношении те же самые, какие проходят все стареющие и умирающие существа: прогрессирующее преодоление жизненной силы посредством автономизации механизмов, которые сам организм высвобождает из себя по мере старения. Об этом свидетельствует созданная человеком цивилизация, которая становится все более автономной, отчужденной, все более неуправляемой. Разумеется, различные культуры прийти к своей смерти могут в разное время, утверждает отрицательная концепция человека (см.: Шелер 1994: 89–90).
Оригинальная теория Макса Шелера возвышается над всеми названными парадигмами. Он стремится доказать особое метафизическое положение человека (см.: Шелер 1988: 32). Его не устраивает простое определение человека как высокоразвитого животного. Каким бы поразительным ни был биологический прогресс, существо по имени «человек» не только остается подчиненным понятию животного, но и составляет малую область животного царства. К тому же человек есть «морфологически окончательно фиксированное существо». Но если прогрессивная биологическая эволюция земного человека представляется совершенно невероятной, то еще менее вероятным кажется его биологический декаданс, считает антрополог (см.: Шелер 1994: 102–103).
В противоположность этому «естественному» пониманию М. Шелер выделяет «сущностное понятие» человека. По его мнению, особое положение человека может стать ясным только на фоне устроения биопсихического мира.
Граница психического совпадает с границей живого вообще. Существенным признаком живых единиц является тот факт, что они суть не только предметы для внешних наблюдателей, но и обладают для себя- и внутри-себя-бытием, в котором они являются сами себе. Таким образом, психическое объективно (вовне) представляется как «живое существо», а субъективно (вовнутрь) — как «душа». Одновременно это тот «пар», которым движимо все, вплоть до сияющих вершин духовной деятельности, и которым сообщает энергию деятельности даже самым чистым актам мышления и самым нежным актам доброты.
Нижнюю ступень психического образует бессознательный, лишенный ощущения и представления «чувственный порыв» растений. У них наблюдается только общий порыв к росту и размножению. «Поэтому растение яснее всего доказывает, что жизнь по своей сути не есть воля к власти (Ницще)…» (Шелер 1988: 35).
Как показывает уже само слово «порыв», в нем еще не разделены «чувство» и «влечение», которое как таковое всегда обладает специфической целенаправленностью на что-то, например, на пищу, половое удовлетворение и т. д.; простое «туда» (например, к свету) и «прочь», безобъектное удовольствие и безобъектное страдание суть два его единственный состояния. Но чувственный порыв уже четко отличается от силовых полей и центров неорганических тел, за ними ни в каком смысле нельзя признать внутри-себя-бытие (см.: Шелер 1988: 34).
Растительная, вегетативная жизнь есть порыв, направленный вовне. Поэтому применительно к растению Шелер говорит об «экстатическом» чувственном порыве, чтобы обозначить тотальное отсутствие свойственного животной жизни обратного сообщения состояний органов некоторому центру, это полное отсутствие обращения жизни в себя самое, какой-нибудь даже самой примитивной re-flexio, какого-нибудь даже слабо «осознанного» внутреннего состояния. Ибо сознание начинается лишь с примитивной re-flexio ощущения, а именно выступающего по тому или иному поводу сопротивления первоначальному спонтанному движению. Автор отмечает: «Все сознание основывается на страдании, и все более высокие ступени сознания — на возрастающем страдании» (Шелер 1988: 36, примечание). На наш взгляд, в этих словах имеет место преувеличение. Более того, философ противоречит сам себе, когда в дальнейшем говорит о креативной сущности человеческого духа. Сознание не исчерпывается страданием и рефлексией, поскольку обладает творческой природой.
