Если ты никогда не требуешь платы, по крайней мере работай на себя, а не на других.
Йоркширская пословица
– Я понятия не имею, где его посадить! – с тревогой прошептала виконтесса Венд маркизе Мотмарш.
Если учесть, что она особенно гордилась своим умением правильно разместить за столом любой состав гостей, это прозвучало для стоявшей рядом Лидии почти как мольба о помощи.
– Мистер Патерсон, американский посол, по штату выше лорда казначея, но он ссылается на болезнь и присылает вместо себя кого-то, о ком я понятия не имею! Где я, по-вашему, должна посадить этого человека? В передней части стола, где обычно сидит посол, или в задней, где американцу самое место, если он ничего собой не представляет?
Маркиза, женщина уже немолодая, но все еще статная, в вопросах старшинства не имела себе равных, не потому, что, подобно виконтессе Венд, ревностно оберегала свой собственный престиж. Во-первых, она была наблюдательной, а во-вторых, вращалась в свете не менее сорока лет. Иерархия была для нее святыней из святынь.
– Если американский посол болен, кто-то должен временно исполнять его обязанности, – сказала маркиза своим тихим, приятным голосом.
Голос виконтессы, напротив, был звонок, как туго натянутая струна.
– Да, но ведь не просто заболел, а подал в отставку по состоянию здоровья! Без сомнения, кто-то должен принять пост.
– Если бы королева уже дала аудиенцию его преемнику, мы бы об этом услышали.
– Возможно, весть уже в пути. Я не хочу совершить промах! – воскликнула виконтесса в отчаянии.
– Когда мы выезжали в провинцию, ни о какой отставке и речи не шло. Ручаюсь, что верительные грамоты еще не были вручены.
– По-вашему, мистер Патерсон просто взял да и вышел в отставку, не оставив преемника?
– Возможно, его отставка еще не принята официально. – Кроткий голое маркизы звучал на редкость убедительно. – Бедный, бедный мистер Патерсон! Грэхем… – это был ее муж, маркиз, – говорил, что за последнее время его здоровье сильно пошатнулось.
– Все это хорошо, – откликнулась виконтесса, не слушая, – но куда же мне все-таки посадить этого… кто бы он ни был? Лучше прямо спросить его самого, вручал ли он уже верительные грамоты. До королевской аудиенции в наших глазах он – никто.
– Прямо спросить? Но это так неловко! – Маркиза в негодовании покачала головой, отчего перья в прическе заколыхались.
«Неловко», – мысленно хмыкнула Лидия. Скорее чревато осложнениями. Ее мать терпеть не могла общаться с людьми до тех пор, пока точно не знала, стоит она выше или ниже их по положению. Для каждого случая у нее была особая манера общения.
Виконтесса отошла, шурша тафтой, а Лидия осталась с ощущением, что мысленно злословить немногим лучше, чем ругаться вслух. Впрочем, ее можно было понять: последние две недели мать была совершенно невыносима, а в этот вечер превзошла себя. Ничто не радовало ее больше, чем сознание того, что все и каждый знают свое место. Ничто не изводило так, как подозрение, что кто-то метит выше, чем заслуживает. Она всегда боялась оплошать.
Сегодня все крутилось вокруг того факта, что королевский внук, племянник принца Уэльского, три недели назад сделал формальное предложение Мередит, троюродной сестре Лидии. Вне себя от радости и удовлетворенного тщеславия, виконтесса предоставила свой дом для оглашения помолвки. Впрочем, назвать резиденцию Бедфорд-Браунов «домом» можно было лишь с большой натяжкой. Это был настоящий замок средневековых пропорций и размеров в лучших традициях старой Англии. Мать невесты приходилась виконтессе золовкой, но не часто получала приглашения в эту твердыню. Неудивительно, что оно ее безмерно порадовало.
И вот родной дом Лидии разубран согласно случаю. В каждой нише, в каждой вазе, будь она мраморной, фаянсовой или хрустальной, красуются живые цветы. Двери парадной гостиной должны через четверть часа открыться в парадную столовую, которой почти никогда не пользовались и где состоится самый парадный ужин, на котором только Лидии приходилось присутствовать, Королева прислала свои наилучшие пожелания помолвленным.
