Но почему тогда так грустно?
Постепенно Лидия поняла, в чем кроется ее разочарование. С вниманием выслушав историю брачной ночи, проведенной под кровлей постоялого двора, она надеялась поделиться воспоминаниями о ночи вне брака, проведенной у костра на ложе из цветущего вереска. Ей хотелось обсудить свои ощущения и чувства. Личный опыт казался Лидии просто сказочным, и для нее явилось тяжелым ударом, что Роуз не только не порадуется за нее, но скорее ужаснется.
Аморально! Страшное слово, от которого захватывает дух, на которое нечего возразить. Лидия не сказала больше ни слова до самого конца пути, просто сидела лицом к окну, видя одно только свое отражение в запыленном стекле. Казалось, для нее одной в целом свете настал Судный день, но судит ее не Бог, а те самые люди, которых она считала близкими, в любви которых до сих пор не сомневалась. И человек, которому она как будто нравилась.
Лгунья – Лидия ненавидела ложь. Сноб – она надеялась, что это не так. Аморальная особа – с точки зрения Роуз, без сомнения, но Лидии не слишком хотелось носить подобное клеймо.
Она сидела, затаив обиду, неприятно озадаченная по отношению к себе самой. Кто же она такая, если люди могут беспрепятственно судить ее и осуждать? Безусловно, не та Лидди Браун, которой все было по силам на вересковых пустошах, которой хватало присутствия духа самой решать за себя, которая ощущала за собой право на свободный выбор.
Аморальна! Это она-то? В том, что случилось между ней и Сэмом, нет ничего аморального. Повернись время вспять, она поступила бы точно так же.
Лидия сама себе казалась бесконечно далекой от людей, отделенной от них стеной ее собственной тайны и чужих суждений, вынесенных в гневе, а то и по неведению.
Семью часами позже Сэм сошел с другого поезда на платформу вокзала Кинг – Кросс. На повестке дня стояло: привести себя в приличный вид, наведаться в посольство и объяснить стихийное бедствие, в которое превратилась его жизнь (по возможности умолчав о том, где он все это время слонялся, чтобы не скомпрометировать Лидди). Нужно было поскорее выяснить, как обстоит дело с его семейством: бабушкой, дядей, тетками, сводным братом и кузинами, которые, конечно же, все это время сходили с ума от беспокойства. Поначалу Сэм намеревался помириться с Гвен, но по здравом размышлении решил, что сделанного не воротишь, разве что навлечешь на себя новую вспышку праведного гнева и вдвойне разочаруешь близких. Наконец, предстояло разыскать отправленный в Дувр багаж, купить билет на ближайший трансконтинентальный рейс и отряхнуть пыль Англии со своих поношенных сапог.
Позорное отступление. Бегство. Все равно уже ничего не исправить. Лидди потеряна навсегда, она вернулась в мир, где происхождение диктует все законы и правила. Надо поскорее убираться туда, где оно никакой роли не играет.
Сэм поздравил себя с тем, что до глубоких чувств так и не дошло. Любовь была чересчур дорогим удовольствием, она требовала непомерных жертв, причем тем больших, чем сильнее хватала за сердце. Что может быть глупее, чем влюбиться за три дня и потом всю жизнь оплакивать утрату. Хорошо, что он не из таких, иначе, чего доброго, жизнь без Лидди показалась бы ему адом. Теперь же она просто вернется к прежним занятиям.
Перебравшись в Лондон, он в каком-то смысле остался все на той же территории, где существовал всю свою жизнь: в стране мелких достижений и больших просчетов, невысокого мнения о себе и мелочных обид.
За последние три дня произошло многое, но он вернулся таким же, каким бежал прочь, – то есть самим собой, хотя больше всего на свете желал покончить с Сэмом Коди, которого знал. Он стал превосходной иллюстрацией к тому, чтсь можно менять работу, женщин, континенты, но так и не добиться в жизни никаких серьезных перемен.
