В их перекрестье, перед возвышением, на котором предполагался алтарь, спокойно стоял мальчик…
Марк вздрогнул против воли, завороженный рассказом пациентки.
– Мальчик? Откуда он взялся?
– Ниоткуда. Он был очень странно одет. Будто сошел с картины…
– Какой именно?
Женщина сделала усилие, сосредоточившись.
– Нестеров. «Явление отроку Варфоломею». Знаете, пастушок в домотканой рубахе. У меня дома на стене висит репродукция.
– Возможно, просто деревенский мальчишка.
– Нет, нет!
Она сделала паузу, потом проговорила:
– Он назвал меня госпожой.
– …Они прорвались в западные ворота, госпожа!
Голос пастушка звенел, как натянутая струна. Женщина вдруг очень отчетливо поняла: это все, это конец. Помощь вовремя не поспеет. Да и ждать ли ее вообще… Князь Михаил, брат покойного ее мужа Василия Константиновича, давненько поглядывал в сторону кипчакских степей, посылал хану дорогие подарки, сватался к младшей дочери доверенного лица Батыя хана Мелика (позже, в конце 1238 года, тайно бежал в Венгрию, где и умер с арбалетной стрелой под лопаткой). Ждать ли подмоги?
Она бы погибла в мгновение ока, но сработал могучий инстинкт жизни, будто труба пропела над ухом. Еще ничего не осознав, она толкнула отрока к стене и сама присела, обхватив голову руками. Длинная зазубренная стрела свистнула, едва не задев волосы, и ударилась о камень, оставив маленькую лунку.
Здоровенный монгол вырос на пороге, будто выйдя из ночного кошмара, – злобные раскосые глаза над широкими скулами, обвислые усы вокруг рта и спутанные волосы, выбивающиеся из-под шлема. Издав победный визг, он широко взмахнул кривой саблей (княгиня лишь вздохнула и зажмурилась. Даже имя Господне произнести времени не оставалось). Но удара не последовало. Нукер вдруг покачнулся, ярость во взоре исчезла, сменившись удивлением и болью. Чужой меч, вонзившись в спину, прошел сквозь тело насквозь, и кончик его вылез из груди, из разреза в кожаном панцире. Монгол постоял секунду (княгине почудилось, что он не умер и сейчас – кошмар продолжался – пойдет крушить, не чувствуя застрявшего в теле клинка), но глаза затуманились, и он упал с деревянным стуком, не согнув коленей.
Олег уже дрался с остальными двумя, развернув третьего спиной к себе и используя в качестве щита. Странно, она ожидала увидеть на нем остроконечный шлем, сафьяновые сапоги и знакомую, двойной вязки кольчугу. Но одет он был непонятно: в облегающую рубаху из чего-то вроде очень тонкой шерсти и черные плотные штаны с узким кожаным ремнем… Нездешняя мода. И меч он держал в голой руке, не защищенной боевой рукавицей. Это было плохо. Хоть какой-то доспех бы сейчас… Однако защищался он здорово, раньше ей такого видеть не приходилось. Даже когда она с затаенным восторгом (давно забытым – с безвременной кончиной мужа) подглядывала в оконце терема, как он ради воинской тренировки рубится на тупых мечах с кем-нибудь из молодых кметей, а то и двумя или тремя враз, если чуял, что княгинюшка наблюдает. Да, в другое время она бы непременно восхитилась…
– Уходи! – крикнул он, продолжая со страшной быстротой вращать меч. Дыхание прерывалось. – Дверь… За алтарем!
За алтарем и в самом деле была дверь – низкая, полукруглая сверху, скрепленная толстыми медными брусками.
(Когда-то, давным-давно, она думала, что за черными от времени дубовыми досками начинается подземный ход, вырытый многими поколениями монахов под дном реки. Но там была всего-навсего комната. Небольшая, всего три шага в любую сторону. Стены комнаты были очень гладкими, покрытыми странным пористым материалом и письменами на древнем, исчезнувшем ныне языке. По углам торчали светильники, которые волшебным образом могли зажигаться сами собой, едва человек (тот, кому это положено) входил сюда и вставал в центр – туда, где был начерчен ровный круг с рисунком посередине. Рисунок представлял собой маленькую угловатую спираль, перечеркнутую решительной белой стрелой…
И рисунок, и сама комната были очень старыми. Старше собора, старше всего города и даже лесистых холмов, на которых он стоял. Старше безжизненных ледяных круч, безмолвно высившихся здесь когда-то, еще до начала времен, когда в этих местах (да и повсюду на Земле) и в помине не было человека.