— Мы не будем говорить об этом.
Я не смог сдержаться. Ярость, охватившую меня, невозможно было остановить, как бы я не старался. Тысяча человек не смогли бы успокоить меня. Насколько сильной она была. Так сильно мне хотелось дать ей пощечину.
— С кем ты говорила? — спросил я снова, в этот раз сквозь стиснутые зубы.
— Скажу, когда посчитаю правильным. Не начинай, Пэкстон. Я не сделала ничего плохого.
— Это мой ребенок, Габриэлла?
Если шок в ее реакции был сыгран, то актрисой она была хорошей. Она даже дважды повторила вопрос с замешательством на лице.
— Что? Что?
— С кем ты говорила?
Она сделала шаг назад, но я не собирался снова уступать ей. Это была моя игра и правила создавал я. Я сделал к ней два шага и схватил за волосы, в моих венах бурлила кровь. Она сама навлекла это на себя. Она провоцировала меня каждый хренов раз. Я потянул ее за волосы, заставляя посмотреть на меня. Только это была другая Габриэлла. Эта была непредсказуемой. Я не видел этого, но почувствовал. Мгновенно. Прямо между ног. Как и любой другой мужчина, я упал на колени, хватая свои семейные ценности обеими руками. Габриэлла переступила через меня.
Глава шестая
Габриэлла
Я не хотела бить его между ног. Это был просто инстинкт выживания. Я не могла контролировать его. В том числе, когда закрылась в ванной. Последний раз я видела такого Пэкстона только в первые недели своего пребывания здесь, по крайней мере на моей памяти. Я сбежала от него и заперлась в ванной. Сердце колотилось, словно обезумевшее, когда я опустилась на пол. Господи, эта беременность свела меня с ума. Безнадежно. Только что я выбила у него почву из-под ног своим ударом, так что мне конец. Он без сомнения убьет меня. Господи Иисусе, Гэбби.
Я уже начала думать, не убила ли его, когда он подошел к двери.
– Я убью тебя нахрен.
– Нет. Выслушай меня, Пэкстон. Я не изменяю тебе, этот ребенок на сто процентов твой, – начала я самым спокойным голосом, на который была только способна, надеясь этим успокоить его. Он был в ярости.
– Открой гребаную дверь, Габриэлла.
Ни за что. Мне был знаком этот тон, и я могла представить соответствующее ему выражение лица, то, как он произносил слова сквозь зубы.
– Я не открою дверь, пока ты не успокоишься.
– Я пойду к машине, возьму пилу и срежу эту дверь к чертовой матери. Открой дверь.
Ручка с моей стороны зашаталась, и я встала, молясь, чтобы тут стояли хорошие замки. Я отошла на несколько шагов назад и снова воззвала к нему.
– Пэкстон, пожалуйста.
– Нет, Габриэлла, к черту это. Ты ударила меня по яйцам. Я не собираюсь прощать это.
– То есть хватать меня за волосы было нормально? Да пошел ты со своими двойными стандартами, – закричала я внезапно, словно биобаба.
Но это на мгновение поразило его.
– Ты права. Я не должен был этого делать. Открой дверь.
– Ни за что. Я больше не та Габриэлла. Ты не можешь манипулировать мной. Попробуй лучше.
– Открой гребаную дверь, – приказал он снова, громко стукнув по двери. Уверена, там осталась вмятина.
Идиот.
Я сохраняла дистанцию и говорила с ним на расстоянии метра от двери.
– Ты только все усложняешь, Пэкстон.
– Нет, это твоя задача. Открой чертову дверь, Габриэлла.
– Я не открою, Пэкстон. Только когда ты успокоишься.
У меня началась паника, когда я не услышала ответа. Он ведь не был настолько обезумевшим, чтобы действительно взять пилу. Правда?
– Пэкстон?
Ничего.
Отлично.
– Пэкстон?
И снова тишина. Я крутила себе руки, не зная, что делать. Он ни за что не станет втягивать в это кого-то из детей. Хотя с другой стороны, в нашей комнате и раньше было очень громко, и они никогда не задавали вопросов. Пэкстон не зря поставил звукоизоляцию. Я знала, что внизу ничего не слышно. Подождите. Откуда я это знала? Я нервно тянула за пальцы, ожидая каких-то звуков. Каких угодно, кроме капающей воды за моей спиной. Но в комнате было мертвенно тихо. Капли стучали синхронно с сердцебиением в моих ушах – четкое пумп, пумп, пумп, пум, кап, кап, кап, кап.
– Пэкстон, я не шучу. Прекрати. Не смей тащить сюда пилу, – позвала я и тихонько подошла к двери, чтобы приложить к ней ухо.
