— Известен вам хотя бы один торговец пряностями, не являющийся голландцем?
— Да. Это я.
Ван Петерсен угрожающе нахмурился.
— Между нами заключено соглашение. У вас монополия на торговлю шелком, лаком и другими китайскими товарами. Голландия же сохраняет монополию на пряности.
— А вот это мы еще поглядим!
— Тут и глядеть нечего! — рявкнул голландец, вырвал из бюро нож и вылетел из лавки.
Спустя неделю между Пирли и Ван Петерсеном состоялась дуэль, в результате которой ирландец лишился глаза, а голландец жизни. Однако уже через месяц Пирли вынужден был признать очевидное: ни один китайский купец не соглашался продать ему пряности высшего сорта. Недовольный Пирли явился с жалобой в британское консульство.
— Когда я ехал сюда, мне сулили золотые горы. Но сейчас из-за этих проклятых голландцев я разорен.
Консул, попивая какой-то местный напиток, сказал ему:
— Что вы хотите, мистер Пирли? Политика империи требует уважать монополию каждого.
— Вполне возможно. Но такая политика лишает меня средств существования.
— Успокойтесь, мистер Пирли. Мы найдем выход. К тому же существуют не только пряности. В этой стране есть все. Да хотя бы, к примеру, вот это.
И консул протянул ему чашку этого питья, которое ирландец принялся пить маленькими глотками. Напиток обладал изысканным ароматом, хотя для человека, привыкшего к виски, казался слабоватым.
— А, так это и есть их пресловутый чай!
Консул с недоумением взглянул на Пирли.
— Уж не хотите ли вы сказать, что до сей поры не пробовали его?
— Нет, даже в Лондоне не довелось попробовать.
— Теперь его пьют не только в Лондоне, но и во всем мире. А производят здесь, в Китае. Не правда ли, великолепно?
Пирли поморщился и допил чашку.
— Неплохо, неплохо. Но с ячменным виски ему не тягаться.
— Если вы останетесь в Китае, вам придется привыкнуть к нему. Здесь ничего другого не пьют, если не считать рисовой водки. А в Англии, могу вам поклясться, он пользуется огромным успехом, и пьют его больше, чем виски.
Последнюю фразу консул произнес, растягивая слова. А у Пирли вдруг заблестел единственный глаз.
— А ведь вы только что подали мне отличную идею.
Спустя месяц Пирли вовсю покупал и продавал чай. А через тридцать лет он считался одним из самых крупных коммерсантов в Шанхае.
Но за все эти годы, в течение которых через его склады прошли многие тысячи тонн этого драгоценного товара, Пирли не выпил ни единой чашки чая.
* * *
По части чая Чарльз Стоу был отнюдь не новичок, однако чай, которым в тот летний день угостил его Пирли, потряс его своим поразительным вкусом и качеством.
Они сидели вдвоем на террасе дома Пирли, стоявшего над самым морем.
— Мне ни разу еще не доводилось пить такого превосходного чая. Уж не белый ли это чай, который я тебе заказал?
— Нет. К сожалению, белый чай добыть невозможно. Это из моих личных запасов. Это сорт зеленого чая, который растет в одной-единственной долине.
— Где она находится?
— Вот этого я не могу тебе открыть. Это тайна, можно сказать, бесценная. И я ни с кем ею не поделюсь. Я не собираюсь подрывать свою торговлю.
Ни слова больше вытянуть из ирландца не удалось.
— Я готов купить у тебя десять ящиков этого чая за любую цену.
— По рукам. Завтра утром я доставлю их на судно вместе с тем чаем, который ты заказал раньше.
— «Амфитрита» выходит в море через два дня. Мне нужно возвращаться в Лондон. Не знаю даже, вернусь ли я сюда.
— Ну что ж, счастливого плавания.
Чарльз Стоу медленно допивал чай. Пирли в молчании прихлебывал виски.
Англичанин взглянул на морской простор. Далеко-далеко, почти у самой линии горизонта, плыл корабль и через некоторое время исчез, подобно солнцу, закатившемуся в море.
* * *
Спустя два дня «Амфитрита» отплыла из Шанхая, направляясь в Лондон. В своих трюмах она увозила большой груз чая и пряностей, но одного пассажира на борту она недосчиталась.
В тот же вечер Чарльз Стоу явился к ирландцу.
— Ты не уплыл? — удивился Пирли.
— Как видишь.
— Но разве отец не ждет тебя?
— Он ждет не меня, а товар, и он его получит.
Пирли взял Чарльза за руку.
— Но почему? Почему ты это сделал?
Прежде чем ответить, Чарльз Стоу глубоко вздохнул.