Опиум - страница 3

Шрифт
Интервал

стр.

Эта пагуба, мон шери…»
Принимая впотьмах суккуба
За племянницу из Твери.
И с припевочкой сей зловещей,
Многозначащей, как «вообще…»,
Словно в лона безмолвных женщин
Погружаешься в тьму вещей.
Но в том месте, где пела глина,
Воздух всё ещё прян и густ.
И срывается с губ: «Фаина!»
И — «Шарлотта!» — слетает с уст.

Из глубины воззвах

Когда меня крюком железным
Потащит дьявол в жерло тьмы,
Я воззову к Тебе из бездны.
Внемли же дерзостному «Мы».
В дурном бессмертии мытарства
Душа из мрака воззовет:
«Казни! Но дай же видеть Царства
Мне и отсюда горний свет!»
Тень тени вопиет беззвучно.
Лишь эхо эха глас её.
Но там, где даже гибнуть — скучно,
Со мной, во мне Лицо Твоё.
Я — мёртвый пёс. Не знаю лада.
Но вечной пытки пригубя,
Из раковой палаты Ада
Хриплю: «Я так люблю Тебя!»

Мытарь

Мне у Тебя ничего не вымолить
Даже за гнойный стигмат стиха.
Имя Твоё недостоин вымолвить
Устами чёрными от греха.
Окостенел от ступни до темени
В самой промозглой из вольных воль.
Мозг мой — как сгусток ползучей темени.
Мне о Тебе и помыслить — боль.
Хоть проползти по кайме, по краю мне
Мира (не то что бы — к алтарю),
Точно хула. Как на праздник в храме
Вечно вонючему золотарю.
Звезда, чадя, догорит ракетою,
Вычертив путь пальцеглазой судьбе.
Гортанью, съеденной спирохетой,
Молитву мою промолчу Тебе.
Нет у меня ни лица, ни имени.
Истаю — воск от лица огня.
Но Ты, Милосердный, Благой, Любимый мой,
Помысли о мне, назови меня.

(Вот и прошла зима тревоги нашей)

Вот и прошла зима тревоги нашей,
Мы восемь месяцев питались пшённой кашей,
Но скоро перейдём на кресс-салат.
Прозрачные от авитаминоза,
Войдем в лазурь, где звонкая заноза…
Земля, как стрикерша, срывает маскхалат.
Вот и пришла весна болезни лютой…
И мы стареем с каждою минутой.
Чума и пир. Сид Баррет, пой зарю!
СПИД шпарит, но поближе к первомаю
Мы разменяем сансару на майю,
Я это вам, как гуру, говорю.
Потом придёт и лето нашей скорби,
И солнце будет плавать в мёртвой колбе,
А полдень станет плавить и знобить…
Но средь кустов рассветных Иван-чая
Взойдёт мачьё, головками качая,
Чтобы о скорби временно забыть.
А там придёт и осень нашей смерти,
Как лист опавший в авиаконверте.
Леса без птиц да книга без страниц.
Мне наплевать на вопли Аполлона,
Но слышу вдруг: «Иди-ка, братец… В лоно.»
И вот иду, уже не зря границ.

Опыт сравнительной танатологии

1.
Цикада и цикута излечат от тоски,
Которую внушают вишнёвые соски,
И ноги — дольше жизни —
Пока снимаешь джинсы,
И шёрстка на лобке,
И парус вдалеке.
Но всё под хор цикад
Излечит горький яд.
Ноль будет ноль — в квадрате,
И им же будет — в кубе.
И что ему в Гекате?
И что ему в Гекубе?
Цикада будет петь.
Цикуту станем пить.
Вот только бы успеть
Ещё косяк прибить,
Ещё разок курнуть —
И в Понте утонуть…
Так думал древний грек,
Глядя на сонный брег.
2.
Я, раб своих привычек,
Под кличи электричек
Мечтаю о Сезоне
В проклятой третьей зоне.
Я правду резал в лоб,
Иллюзий не питал.
Здесь только жирный клоп
Да фенобарбитал.
И никаких цикад,
И никаких цикут,
И никаких менад,
Тем более — наяд.
А с местными блядьми
Играли мы детьми.
Но их — аля улю —
Не купишь за «люблю».
Промолви: всё путем,
Звоните, я вам рад.
Дави клопа ногтём
И жри барбитурат.
Не думая о ней,
Лежи себе, синей.
И что глядеть в окно:
Бардак и есть бардак.
Живёшь — говном говно
И сдохнешь, как мудак.

(Достань мыслишку из своей заначки)

Достань мыслишку из своей заначки
В три по полуночи, в нетопленной квартире.
Частица истины, как метка Божьей Прачки,
Лежит на всём, что существует в мире.
Мерзейший бред, чистейшая из этик,
Крест, полумесяц, роза, Тютчев, муха —
Всё есть. Лишь нет хулы на Духа.
Я существую и оправдан этим.
Что ход планет! — Пытливый ум, исчисли
Бег наркоманий в поисках лекарства.
Ложь изречённая имеет форму мысли
И этим сопричастна жизни Царства.
Эй, выпускник подпольного лицея
Для дефективных, снова нету зелья?
Кумарные плетёшь Теодицеи,
Да ереси кухонные с похмелья.
Строчи стишком неровным и неравным,
Пока в окно Евроклидон не дунул.
Оправдывай Того, Кем ты оправдан.
Придумывай Того, Кем ты придуман.

Открытка из Ниццы

Некоторые, чтобы не идти на поводу у толпы
И не слыть баранами, идут в козлы.
Добрые люди, по большей части своей, глупы.

стр.

Похожие книги