Опередивший время - страница 29

Свидание назначено на одиннадцать часов. В десять — Кранмер уже успел облачиться в свою роскошную лиловато-синюю шелковую рясу — он получает запечатанный пакет от короля: его преосвященству будет, наверное, легче вести разговор в присутствии еще двоих свидетелей.

Это означает одно: король знает о тайной симпатии Кранмера к Мору. И принимает все меры, чтобы Кранмер вел чисто официальный разговор.

Он длится долго, этот разговор. В основном это диалог между Кранмером и Мором. Кромвель и Суффолк не вмешиваются. Их долг — слушать и обо всем донести королю.

…Здесь, в Ламбете, Мор когда-то провел незабываемые годы во времена Мортона. Теперь сорок лет спустя он сидит в бывшем кабинете Мортона перед людьми, из коих по меньшей мере один его смертельный враг. И он должен слушать осторожные речи скованного присутствием соглядатаев Кранмера, пытающегося уговорить сделать то, что противоречит его, Мора, убеждениям. И вновь объяснять свою позицию, твердо зная, что каждое неосторожное слово будет ему тут же поставлено в вину. Твердо зная, что Кромвель только и ждет, чтобы он высказал мысли, осуждающие короля или его политику.

Но Мор и не думает об этом говорить. Спокойно выслушивает он Кранмера, спокойно читает покрытый четкой вязью букв пергамент с текстом присяги — может быть, сэр Томас Мор, ведущий отшельнический образ жизни, не имел возможности раньше с ней ознакомиться?

Неспешно возвращает он документ Кранмеру.

— Я ничего не могу возразить, — говорит он, — против присяги в верности новому закону о престолонаследии. Я готов подписать ее, но я не могу подписать клятву, отрицающую власть папы.

Иными словами, он против реформации.

Почему? Мор не вдается в подробности. Все равно его здесь не поймут. Он говорит просто:

— Это не согласуется с голосом моей совести. Вот так: мне это запрещает совесть.

(Посмеет ли король осудить его за то, что относится к вопросу совести? И на основании какого закона?)

Это единственно возможная позиция в борьбе. Но одновременно и принципиальное убеждение Мора. Никто не имеет права вмешиваться во внутренние убеждении другого человека, тем более насильно навязывать ему свои. Тот, кто это делает, — неприкрытый тиран.

Мора продолжают уговаривать. Не хочет же он противопоставить свое мнение «мудрости всей нации»? Мнению парламента и совета королевства? Наконец речь идет о законе, утвержденном, как и полагается, парламентом. Все подписали этот акт, во всяком случае, огромное большинство. Считает ли себя сэр Томас Мор умнее всех? Наконец он просто обязан исполнить свой долг подданного, обязан выполнить закон.

— Нет, — отвечает Мор. — Это противоречит моим взглядам. Я не могу и не хочу вступать в сделку со своей совестью.

До сих пор молчавший герцог Суффолк взрывается:

— Вы навлекаете на себя гнев короля. Это может вам стоить жизни.

Мор отвечает ему то же, что уже однажды сказал герцогу Норфолку, когда тот, узнав, что Мор хочет сложить с себя полномочия канцлера, уговаривал его смириться перед королем:

— Вполне возможно, ваша светлость. Но какая, собственно, разница, если я умру немного раньше вас.

Кранмер своей архиепископской властью решает: Томас Мор, очевидно, еще не вполне подготовлен к принятию клятвы. Пусть он еще подумает. В тиши аббатства Вестминстер.

И пытается, к своей чести, уговорить короля, чтобы Мору в виде исключения разрешили принести ту клятву, на которую он согласен.

Король выслушивает его. Отпустить Мора, когда упрямец из Челси теперь у него в руках? Отпустить человека, не подчиняющегося теперь не просто ему, Генриху, а закону? За простака, что ли, считает его Кранмер?

Четыре дня спустя Мора препровождают в Тауэр. Крестный путь Томаса Мора продолжается.

А дальше, дальше все идет так, как и было задумано Генрихом, Анной, Кромвелем. В ноябре 1534 года издается особый акт, так называемый «Акт о верховенстве». Король официально провозглашается «верховным главой английской церкви». Затем последует еще один билль: «Акт о государственной измене». Отрицание какого-либо из королевских титулов объявлено государственной изменой.