«ДДТ»
Я сидел перед телевизором, немой, потерянный, оглушенный и не верил своим глазам и ушам. Привычный мир рушился и, явно, по чьему-то заказу. Мою уютную вселенную топтали, продавали и меняли на будущую неприкосновенность, возможные дивиденды, иллюзорную свободу и бесплатный кофе. Флаги, флаги, флаги, митинги, барабаны, суровые лица, счастливые лица, яростные лица, старушки, студенты, психи, интеллектуалы, эстеты, шахтеры… Что творится? Я перестал мыслить трезво, заразился от экрана общим психозом, болел тяжело, мучительно, не брился и спорил, спорил, спорил… С самим собой, с женой, друзьями с телевизором и соседями. Хотел выключить источник заразы, но не мог найти силы. Иногда, отключал звук, чтобы поесть, не чувствуя вкуса, косился на экран и курил. Курил до еды, во время еды и после. Курил на кухне, в туалете и на ходу. Звонил Квакину.
— Новости есть?
— Все под контролем, — неуверенно отвечал Саня.
— Кокой там контроль?!!! Ты видишь, что творится?
— Не смотри телевизор. Не забивай голову. Ребята работают…
— Какие, на хрен, ребята? Мы чего сидим? Что в партии говорят? Ты в штаб заходил?
— Заходил. Все сидят смирно. Указаний не давали. Велели ждать.
— Чего, бля, ждать? Дождемся… Я взорвусь! Давай хоть листовки расклеим…
— Все будет нормально. Узнаю новости — позвоню.
— Хорошо, жду.
РЕВОЛЮЦИЯ. Я всегда боялся этого слова. Те, кто не боится — явные имбецилы. Или зарабатывают на этом деньги. Ни одна революция не принесла счастья. Даже победившим. Только дербан иностранных инвестиций избранными, трупы с обеих сторон, разбитые семьи, разруха, тюрьмы и торопливые стыдливые казни. Мародеры и проститутки выписывают мандаты и вершат судьбы. Смерть и смрад. А после победы — расстрелы врагов революции и собственных храбрых эскадронных командиров. Тюрьмы забиваются до отказа, стены домов изуродованы лозунгами, а подворотни — испражнениями. Пропали мыло и соль. Это было. Это будет. Ну, может не расстрелы, а уголовные дела. Может не хлеб, а газ. Не соль, а бензин. Ведь это уже было с нами! Как можно забыть?
Я ошалел от бездействия и невозможности высказаться. Механически переключал телевизионные каналы. Флаги, флаги, флаги… Я ненавидел все это, но не мог стоять в стороне. Я, ленивый, сытый и не глупый человек не мог оставаться у экрана. Мне хотелась в экран. Пусть это бессмысленно, пусть все — суета, пусть!
— Новости есть?
— Все под контролем.
Только скажите, что я нужен, назначьте время и место сбора! Я приду.
— Новости есть?
— Все под контролем.
Дайте транспарант, ленточку на рукав, познакомьте меня с единомышленниками.
— Указания не поступали.
Я забыл, какой день недели, время года… Заказчики заморозили выплаты, поставщики не присылали материалы. РЕВОЛЮЦИЯ. Половина страны на майданах. Они обучены на тренингах, они долго готовились; это не стихия, работа проведена блестяще, правильно говорят, организованно передвигаются. Какие отработанные улыбки! Куда нам, ошарашенным и хилым, до этого слаженного механизма! Какие могут быть дебаты?! Нас распнут на энэлпишных крестах, нам поломают суставы новейшими политтехнологиями и бросят в придорожную канаву, наблюдать праздничное шествие новых хозяев. Но, пока я в здравом уме, хочу стоять среди оранжевого моря с собственным флагом, на котором напишу свое имя, не ради призрачной победы, а чтобы все знали, что кто-то думает иначе. И мне страшно, но я верю — на другом майдане стоит такой же человек, с другим флагом, другим именем на флаге, один, и верит, что я тоже стою.
Приехал Андрюха — не бритый, в теплом шерстяном свитере под курткой «Коламбия», похожий на геолога-шестидесятника.
— Дела не важнецкие, — мы сидели у меня на кухне. Андрюха был озабочен, — если так продлится, можно зубы на полку положить. Зарплату рабочим платить надо, а то, разбегутся все. Не соберешь.
На его осунувшемся лице переливалась целая гамма чувств — злость, безысходность, усталость и надежда, что я его успокою.
— Да, — я не находил обнадеживающих слов, страдая от этого еще сильней.
— Что в партии говорят? Ты же общаешься… Может, надо помочь, — Андрюха нервно чесал коротко стриженую голову.