Операция выбор Ы! - страница 14
Пора заняться спортом!
Незаметно, я заснул…
Разбудил меня настойчивый телефонный звонок. Еще не открыв глаза, я понял — это Квакин. Меня, нежного и сонного, кто-то злой и спокойный окатил ледяной водой, но я не вскочил с кровати, меня парализовало, а он — стоял и смотрел, как я задыхаюсь от бешенного пульса, как лопаются сосуды у меня в глазах, как я судорожно вожу руками по простыне в поисках телефонной трубки: «я не поеду, я не поеду!!!» Звонок замолчал, я нашел трубку, неотвеченный вызов — КВАКИН, 5-10 АМ. Пропади все пропадом! Мобильник снова ожил, на дисплее — КВАКИН. Как я его ненавидел в этот момент, розовощекого, желающего не только быть Матросовым, но и пытающегося, за компанию, меня затащить на амбразуру!
— Да, — ответил я голосом безнадежно больного.
— Спишь, старая лошадь? Одевайся, через пятнадцать минут буду, — Саня сам был на взводе.
— Я не поеду, голова болит сильно. Таблетки глотаю.
— Не выдумывай. Одевайся быстро. Еду, — и положил трубку.
Я натянул одеяло до подбородка и решил не вставать.
— Не поедешь? — Люся спросонья еле выговаривала слова.
— Нет, давление долбит.
— Правильно, спи. Квакин трезвонил?
— Мг.
— Вот неугомонный!
— Спи.
Я зарылся носом в Люсиных волосах, пытаясь спрятаться от Сани и от парашютистов. Они собрались возле кровати и жгли мне спину презрительными взглядами. Опять звонок!
— Сань, я же сказал…
— Выходи. Я под подъездом. Через две минуты начну сигналить. Тебя соседи без парашюта из самолета выкинут.
— Сейчас выйду.
— Не в трусах выходи, а готовый! Две минуты. Конец связи…
Я напялил на себя первую попавшуюся одежду, влез в тапочки и поплелся успокаивать Квакина. Он стал бы сигналить, если бы я не вышел, он разбудил бы весь квартал, он орал бы под окнами и кидал бы камни в стекло. Он такой — ему плевать. Деваться было не куда. Тапочки были свинцовыми и еле отрывались от земли. Ноги заплетались, а в груди закипала спасительная злость. Я готов был обидеться на Саню и разругаться с ним в прах. Только бы не ехать, только не ожидание самолета! По пути я закурил. Голодный желудок не протестовал. Он умер. Умерли трицепсы и жевательные мускулы лица. Умер поэт и бродячий философ. Остались спортивные штаны и футболка, не плотно набитые соломенным хламом.
— Ты чё, одурел! Мы же опаздываем! — Саня был бледен и собран.
Все наспех придуманные отговорки стали не актуальны, как только возле машины я увидел молодых саниных племянников, этаких экстрималов Интернет-поколения, смышленых как сеттеры и равнодушных, как гепарды после обеда. Они меня хорошо знали, я их знал много лет, деваться было не куда, мои первые слова должны были решить, какое клеймо будет отныне красоваться у меня на лбу. Все напряглись, свора молодых квакиных с интересом рассматривала мою домашнюю обувь.
— Ну, проспал я, чего шум поднимать, — заворчал я, — пять минут. Я быстро. Не орите под окнами. Мне тут жить еще.
— Оптимист! Жить ему здесь! Пусть парашют откроется сначала, — Квакин не мог сдержать облегчения.
Лица у всех потеплели, мы пожали друг другу руки, Квакин вытащил из багажника какие-то ботинки («Дорогие! Американские! На Интернет-аукционе купил!»), все уважительно закивали головами, пощупали пупырчатую кожу американцев, меня опять поторопили, и, я пошел экипироваться.
Пока я натыкался на все углы в квартире в поисках подходящей одежды, проснулась Люся.
— Едешь?
— Да, — ответил я шепотом.
— А чего ты тихо так? Я уже проснулась. Вещи ищешь? Я тебе вчера все сложила в коридоре. Там «комуфляж» твой, кроссовки, футболка синяя, бейсболку мою возьми, а то голову напечет…
— А почему синяя? — удивился я не тому, что жена все приготовила вчера, а цвету выбранной футболки.
— Ты знала, что я поеду?
— Поедешь, поедешь. Одевай синюю, она глаженая.
— Зачем гладить футболку на прыжки? И кроссовки не нужны, нам ботинки дадут.
