Незримые струны двух сердец соприкоснулись, породив чистую высокую ноту, какой никогда не исполнить даже ангелам. Нота эта звучала бесконечно долго – но только для двоих. А затем между Ильей и Фенечкой проскочила бутафорского вида громадная искра. И напряжение спало. Все засмеялись, задвигались, загремели стульями.
Никита скоренько наполнил бокалы.
– Друзья, – произнес он с неожиданным для него пафосом. – Давайте выпьем за отсутствующих здесь дам. В том смысле, что за присутствующую девушку – или женщину – Мечту каждого русского народного мужика! И пусть она поведает нам наконец в приступе застольного откровения, откуда берутся уникальные Мечты?
Феня, слегка пригубив из бокала, призадумалась.
– Ну сами мы из Питерсберга. Обучали нас, как водится, в Институте благородных девиц по специальности кавалер-барышня для особых поручений…
– Кавалер-барышня? – переспросил начавший оживать Илья. – Это как в старинном романсе: «Крутится-вертится шар голубой, крутится-вертится над головой, крутится-вертится, хочет упасть, кавалер-барышню хочет украсть»?
Феня покачала головой:
– Да нет же, дурачок, какой голубой шар…
От двери донесся звонок. Муромский гаркнул: «Открыто, входите!» – продолжая с обожанием смотреть на берегиню.
– Здор-рово, мужики! А ну, кто у вас тут в «Яре» цыган заказывал?
Чудеса на сегодня никак не хотели заканчиваться. Илья мигнул и повернулся к вошедшим. Голос с хрипотцой был знаком до дрожи под ложечкой. Даже спьяну не перепутаешь.
– Жеглов?! – воскликнул он, вскакивая. – Не может быть!
– Может, может, дорогой товарищ. У нас все может быть!
– Какими судьбами, господи? Да вы проходите, располагайтесь. У нас тут запросто, по-домашнему…
– Самыми обычными судьбами. Я на прошлой неделе выступал в черемысльском политехе. А тут СашБаш подвалил. Вот мы на пару и разгулялись по квартирникам.
Лохматый парень с шальными ясными глазами застенчиво буркнул:
– Я что, я ничего.
– Ага, ну погуляли, пора и честь знать. Мы уже в вагон садились, а тут подлетает эта девуля, – Жеглов кивнул на зардевшуюся Фенечку, – заталкивает в мотор и везет сюда. По пути, конечно, растолковала, что к чему. Мол, поезд без нас не уйдет, а такого квартирника у нас больше в жизни не будет. Куда было деваться, выпрыгивать на ходу? Нет, прыгать мы пока погодим – не все еще спели. Кстати, что за город-то хоть?
– Вообще-то до сего момента был Картафаново, – задумчиво ответил Алексей. – А теперь кто его разберет.
Молчаливый СашБаш тихо провел по струнам и пропел: «Этот город скользит и меняет названья…»
Активный Жеглов продолжал говорить, шутить и расспрашивать о жизни, попутно доставая из рюкзачка бутылки с водкой и портвейном под экзотическим номерным названием «72».
– Значится, так. Мы-то, собственно, уже и сыты, и пьяны, и нос в табаке. Но за компанию примем, правильно, Саш?
После чего без всякого перехода уселся посреди зала на стул, побренчал секунду-другую для разогрева гитары и запел ожившим магнитофоном, ожившим проигрывателем винила, ожившим сиди-проигрывателем. Пел и хитро поглядывал на бойцов-молодцов, подмигивал кавалер-барышне и пьющему портвейн СашБашу.
Бедный молодец Иван решил попасть сюда:
«Мол, видали мы кощеев, так-растак!»
Он все время где чего, так сразу шасть туда,
Он по-своему несчастный был дурак.
Муромский вскочил, раздал присутствующим гитары и присоединил свой вокал к жегловскому.
И началися его подвиги напрасные,
С баб-ягами никчемушная борьба —
Тоже ведь она по-своему несчастная,
Эта самая лесная голытьба.
Ведь скольких ведьмочек пришикнул,
Семь молоденьких, в соку, —
Как увидел утром, всхлипнул:
Жалко стало их дураку…
– Вспомнил, я все вспомнил! – вклинился в звон гитар дикий вопль. Арапка подобно пушечному ядру метался по комнате и вопил: – Я вспомнил, мужики! Хотите верьте, хотите нет, я – арап Петра Великого! Тот самый…
– Вот и хорошо, вот и славно, – принялась успокаивать его Фенечка. – Только давай об этом потом поговорим. Пусть ребята оторвутся. Заработали…
А ребята, действительно увлекшись, даже не услышали вопля исторической души. Им просто было по кайфу петь вот так, всем вместе. Им было по кайфу не замечать ни времени, ни рассогласования с реальностью – и петь хоть до утра. Пусть они не выспятся сегодня, пусть завтра прямиком с бала на корабль, то есть на работу. Пусть. Не страшно.