Вывески и объявления зазывали со всех сторон. Артели, паевые товарищества, общества с ограниченной и солидарной ответственностью предлагали, обещали, гарантировали, завлекали и льстили. Брали в аренду и отдавали в аренду, объявляли торги и извещали о дивидендах.
Деньги считали на миллионы, миллиарды и триллионы.
Рабоче-крестьянское государство, получив в наследство разруху империалистической и гражданской войн, медленно и трудно начинало залечивать раны.
Из-за недостатка топлива на десятках железнодорожных линий было остановлено движение. Тысячи вагонов с продовольствием, из них почти половина с хлебом, застряли в пути. В Москве и Петрограде закрылись сотни предприятий. На биржах труда выстраивались огромные очереди.
В столовых давали жиденький пайковый суп из пшенки, воблу, морковный чай и ломтики остистого хлеба.
Тысячи мешочников безликим табором расположились на Каланчевке. Беспризорные спали в подвалах и на чердаках, клянчили «кусочки» и валялись в сыпняке.
Лензолото доводило до сведения организаций и отдельных граждан, что они могут взять в аренду прииски. Трест спас-клепиковских фабрик предлагал вату и отбельные товары.
«Пей вино удельного ведомства, этим ты укрепляешь хозяйство республики», — призывали аршинные плакаты.
Московский союз потребительских обществ извещал, что открыто сорок магазинов. «Колониально-гастрономические товары, деликатесы, заграничные сигары… Четырнадцать магазинов работают до двенадцати часов ночи… Членам первичных кооперативов предоставляется скидка…»
День был тускл и сумрачен. Неожиданно захолодало, и с неба посыпал колючий снег. Ветер подхватывал его, свивал в белесые вихри и дымными хвостами тащил по обледенелым булыжникам.
От Кузнецкого моста к Сретенке тащились унылые вереницы людей.
«На Сухаревку», — невесело подумал Вячеслав Рудольфович о великом московском торжище, где с утра до вечера гомонил и переливался водоворот людей. Где торговались до хрипоты, до остервенения, воровали, снимали последнюю рубаху, закладывали душу, говорили правду и несли околесицу. Где за несколько фунтов муки, за пуд картошки, за шматок сала отдавали последнюю юбку.
Вячеслав Рудольфович отошел от окна. Менжинского ждали заботы потруднее, чем Сухаревка. Потерпев поражение в военной схватке, наголову разбитая в боях гражданской войны, контрреволюция не собиралась складывать оружие. Она переходила к иным формам борьбы — к террору и диверсиям, шпионажу и бандитским налетам из-за границы.
Сил у неё оставалось ещё немало. По многим странам Европы раскинул сеть РОВС — «Российский общевоинский союз», сколоченный генералом Кутеповым из беглых офицеров, обманутых солдат и казаков, георгиевских кавалеров, конногвардейцев и скороспелых поручиков. У союза было под ружьем больше сотни тысяч солдат. Офицерская школа, юнкерское училище, собственная военная полиция и суд. Рыскал Савинков, сколачивая ячейки «Народного союза защиты родины и свободы». То там, то здесь давали о себе знать беглые кадеты, барон Врангель, басмачи и петлюровцы. Против Советской власти объединялись бывшие российские промышленники, царские послы, великие князья, анархисты, беки, попы, националисты и монархисты.
Не хватало пальцев на руках, чтобы пересчитать вражьи гнезда, где грозили, проклинали и готовили тайные удары.
…Вячеслав Рудольфович закурил папиросу, пытаясь хоть на минуту снять крепкой затяжкой усталость от многочасовой работы.
Среди разложенных на столе бумаг бросился в глаза листок с типографским текстом. Строки были напечатаны с ятями и твердыми знаками, о которых постепенно стали уже забывать.
«…объявляю всему народу Русскому…»
Партию манифестов новоявленного императора пытались тайно провезти из Ревеля, но груз был обнаружен при таможенном досмотре. Это уже не первый сигнал, свидетельствующий об активизации кирилловцев. Ещё одна забота чекистам…
— Кулагин по вашему вызову, Вячеслав Рудольфович.
Менжинский потушил папиросу и медленно выпрямился, одолевая тупую боль в позвоночнике — последствие автомобильной аварии давних, еще эмигрантских лет. Казалось, тогда легко отделался на шоссе под Лионом. А в последние годы авария стала всё чаще и чаще напоминать о себе тягучей болью.
