— Кредит — это мелко, князь. Наличные!.. На миллион, конечно, трудно рассчитывать, но сумма может быть весьма кругленькой. Как бы вы отнеслись, Вяземский, к наличным?
— Не стану возражать… Ещё бутылочку? У меня есть восхитительный шато-фильго девяносто седьмого года.
— Нам с вами нужно помочь его императорскому величеству… Но с именем Кирилла Владимировича это не может быть связано.
— Понимаю… Группа русских патриотов, следуя священному зову мести за поруганную родину и так далее… Вы убеждены, что за это заплатят деньги?
— Заплатят, князь… Даю вам слово дворянина, — твердо ответил Волошин, покосился на запертую дверь бара и добавил, понизив голос: — И в твёрдой валюте. Я имел беседу…
Выслушав рассказ о визите мистера Брасса, Вяземский недоверчиво хмыкнул:
— Вдруг этот корреспондент наболтал?
— Нет, тут не болтовня, Вяземский. Тут деловое предложение. В таких случаях никто не будет выдавать письменных гарантий… А потом… Может быть, вы знаете другой способ получить деньги, князь?
У Вяземского на губах показалась неопределенная усмешка. Он подумал: не стоит ли осадить спесивого, непомерно задирающего нос Волошина, вообразившего, что он пуп земли?
Рассказать ему о разговорах, которые ведет князь Вяземский с инженером Арбеновым? Если груз будет найден, перспективы здесь откроются самые заманчивые.
Но перспективами, к сожалению, нельзя было погасить вексель, срок платежа по которому наступал через неделю. Если этот вексель не будет оплачен, бар, к которому князь Вяземский стал уже привыкать, пойдет с молотка.
— Пока мы получим за комиссарика твердую валюту, придется вложить в дело собственные франки. Я, к сожалению, в данное время не располагаю.
— Деньги на операцию будут. Это моя забота.
— Какая же забота моя? — деловито спросил Вяземский.
— Найти надежных людей. Переговорить с ними от своего имени и заручиться согласием. Меня здесь все знают, и любой разговор, который я буду вести, непременно свяжут с особой его величества. Когда надежные люди будут подобраны, я включусь в операцию.
— Понимаю, генерал… Есть подходящий человек.
— Кто?
— Эльвенгрен Георгий Евгеньевич… Из остзейских баронов, бывший штаб-ротмистр. Находится на отдыхе. Проживает в Монте-Карло, пансион «Отель-де-ла-терра-се», связан с Торгпромом и имеет опыт в делах, которые вы предлагаете.
— Переговорите с ним, Вяземский… Это очень подходящая кандидатура. Если понадобится, упомяните в разговоре о письмах, в которых он излагал Кириллу Владимировичу свои планы борьбы с большевиками. Планы остались нереализованными, но кое-какие субсидии, как я сейчас припоминаю, Эльвенгрен под них получил. Имеются подлинные расписки. Но это так, на крайний случай. Я уверен, что штаб-ротмистр не откажется от возможности освободить землю Франции от присутствия красного комиссара.
Волошин оказался прав. Когда Вяземский разыскал Эльвенгрена и изложил суть дела, штаб-ротмистр тут же дал согласие принять в нем участие.
— У меня с комиссаром Чичериным особый счет, Вяземский, — туманно, не вдаваясь в подробности, сказал Эльвенгрен, припомнив берлинский вечер, когда в прокуренном кафе он узнал о провале операции на потсдамском вокзале.
— Я был уверен, что вы согласитесь, Эльвенгрен.
— Одного согласия мало, князь. Нужны деньги и оружие.
— Это будет. Что еще вас беспокоит?
— Как отнесется к такому чрезвычайному происшествию французская полиция?
— Всё предусмотрено, Эльвенгрен, — улыбнулся Вяземский, собрав жесткие складки возле рта. — Французы понимают, что визит Чичерина вызовет активизацию нежелательных элементов. Большевистская зараза, штаб-ротмистр, к несчастью, проникает через границы. Я думаю, далеко не всем французам нравится, что у них завелись собственные коммунисты.
— Это теория, князь… А как практически вступить в контакт с полицией? Требуется ведь пустяк — чтобы немного зажмурили глаза…
— Полицию я беру на себя, — важно сказал князь. — Думаю, удастся убедить здешних чинов, что акция русских эмигрантов, выразившаяся в священной мести за поруганную родину, будет одновременно противодействовать активизации элементов, сочувствующих большевикам.
