Голиков приехал в свое ведомство в мрачном настроении.
Отложив все совещания и встречи, он закрылся в своем кабинете и без малейшего перерыва выпил два стакана водки.
Усевшись в кресло, он закурил и с удовлетворением чувствовал, как вместе с разливавшимся по всему телу теплом уходит почти суточное напряжение.
А нервничать он начал сразу же, когда ему еще вчера утром сообщили, что на следующий день его примет Сталин.
Ничего хорошего от встречи с вождем он не ждал, прекрасно зная о той неприязни, с какой Сталин воспринимал любую информацию, которая шла вразрез с его собственным пониманием сложившейся ситуации.
Так оно и вышло, и ему надо благодарить Бога за то, что дальше угрозы Сталин не пошел. Пока не пошел…
И ему очень повезло, поскольку он так и не заговорил со Сталиным о полученной сегодня ночью шифровке о совещании у Гитлера.
Не поговорил он и том, о чем давно бы уже следовало поговорить с вождем.
Организационная структура Разведуправления, как убедился Голиков сразу же после своего прихода в это ведомство, давно устарела. Что же касается работы в условиях военного времени, то оно совершенно не соответствовало этому самому времени.
Материальная база военной разведки находилась в самом, что ни на есть, плачевном состоянии. У нее не было даже самолетов для заброски разведчиков в тыл противника.
Отсутствовали в нем и столь необходимые на войне отделы войсковой и диверсионной разведки.
Не было должного отношения к Управлению со стороны руководства Генштаба.
Да что там говорить, пронесло!
Сталин показал бы ему самолеты в тыл противника!
Конечно, в глубине души Голиков прекрасно понимал, что он просто струсил и даже не попытался защитить то дело, которое ему было поручено тем же Сталиным.
Но что он мог?
Спорить и доказывать?
Да, можно было!
Но только с тем, кто хотел спорить и слышать доказательства.
Сталин не хотел.
Да и чего бы он добился?
Отставки?
Это в лучшем случае.
Ладно, поморщился Голиков.
Хватит копаться в себе.
Что сделано, то сделано.
Он работает с тем, с кем работает, значит, впредь надо быть умнее и гибче. А бодаться с дубом… себе дороже…
А пока… ему надо как следует расслабиться.
Благо, что два проверенных товарища у него для этого мероприятия были.
Генерал взял телефонную трубку и приказал офицеру для поручений вызвать к нему начальника Отдела специальных заданий генерала Москвина и его заместителя полковника Громова.
Когда вызванные Голиковым офицеры появились в его кабинете, они не задали своему начальнику ни единого вопроса.
Да и зачем?
По хмурому лицу Голикова было видно, чем закончился его поход к Сталину.
Голиков жестом руки указал офицерам на свободные стулья, затем достал из тумбочки стола початую бутлку коньяка, три рюмки и тарелку с тонко нарезанным лимоном и шоколадными конфетами.
Он быстро разлили коньяк и, кивнув сидевшим напротив него офицерам, быстро выпил коньяк.
По губам известного своими эстетическими взглядами полковника Громов пробежала улыбка.
Голиков дождался, пока тот слегка пригубил коньяк, и сказал:
— Да, Сергей Николаевич, ты прав, сейчас не до смакования!
— Что, — поднял тот густые брови, — все так плохо, Филипп Иванович?
Голиков только махнул рукой.
В его кабинете не было прослушки, и тем не менее он не хотел обсуждать решения вождя даже с самыми проверенными людьми.
— Нам приказано, — почти дословно передал он приказ-пожеление Сталина, — работать, думать и не поддаваться на провокации…
С этими словам он налил себе еще коньяка и также залпом выпил его.
На этот раз Громов не улыбался.
Да и какие еще могли быть улыбки, когда все задуманное им и Москвиным и одобренное Голиковым летело к черту.
