К середине недели стало ясно, что Беверли очень не нравится сестре Байрона, Люси. Похоже, что и Беверли испытывала к девочке аналогичные чувства. Она все время твердила Байрону и Люси, как им повезло, что они растут в таком большом и чудесном доме, как они должны это ценить. Джини, говорила она, все на свете бы отдала, чтобы жить в таком доме. Люси на ее слова практически никак не реагировала, она молча стояла рядом с матерью и хмурилась.
– Ты должна следить за собой, – заметив это, предупредила ее Беверли. – Ветер переменится, а твое лицо навсегда таким надутым останется. – Иногда Байрон забывал, что Беверли – сама мать, что у нее тоже есть дочь. (И как-то раз Байрон услышал, как Люси спрашивает у Дайаны во время купанья: «Мое лицо ведь не останется таким надутым, правда?» И та ответила: «Ну что ты, детка, Беверли просто пошутила».)
А однажды Байрон подслушал, как Беверли упрекает Дайану в излишней доброте и мягкости. Она говорила, что зря Дайана позволяет детям бегать вокруг нее кругами, что ее, Беверли, очень удивляет полное отсутствие в доме прислуги или помощников. Например, садовника или повара. В общем, кого-то в этом роде. И тут в воздухе буквально молнии засверкали, поскольку Беверли сказала:
– Или, скажем, шофера. Ведь несчастные случаи, знаешь ли, происходят именно потому, что некоторые люди слишком много на себя берут и слишком многое делают сами.
* * *
Однажды, сидя в гостиной, женщины завели разговор о работе.
– Мне всегда хотелось служить в компании «Эйвон», – сказала Беверли, – и носить такой красный чемоданчик с разными кисточками, тюбиками и флакончиками. И носить, как все сотрудницы фирмы, эту миленькую красную униформу. К сожалению, все упирается в мои руки. Это из-за них я никогда не смогу там работать.
– У тебя очень хорошенькие ручки, Беверли, – сказала Дайана. Честно говоря, Байрону так вовсе не казалось, но подобная похвала была совершенно в духе его матери. Она всегда видела в людях только хорошее. Даже если ничего хорошего в них не было.
– Совершенно неважно, как они выглядят! – несколько нетерпеливо сказала Беверли. – Дело в том, что у меня артрит. Я иной раз даже пальцами пошевелить не могу, такая боль. А иногда пальцы так скрючит, что они вообще не разгибаются. Смотри! – Она вытянула перед собой руки с растопыренными пальцами, и Байрон тоже невольно на них взглянул. Ее пальцы были похожи на жуткие загнутые когти, и теперь он вполне мог понять, почему она не хочет, чтобы другие это видели. – Вот ты, Дайана, запросто могла бы стать сотрудницей фирмы «Эйвон». И красный костюмчик тебе очень даже пошел бы. Ты и менеджером смогла бы стать, если б захотела. Из тебя, кстати, получился бы идеальный менеджер!
Дайана пожала плечами и улыбнулась:
– Я не могу работать.
– Не можешь? А что с тобой такое?
– Да нет, со мной все в порядке, дело не в этом. Все дело в Сеймуре. Он считает, что женщина должна сидеть дома и заниматься детьми. Я ведь работала до того, как познакомилась с ним, но теперь это совершенно невозможно.
– И где же ты работала?
– А! – отмахнулась Дайана и, усмехнувшись, взяла свой стакан.
Беверли надулась, всем своим видом показывая: уж ей-то ни один мужчина не посмел бы указывать, можно ей работать или нет. Впрочем, выражение лица у нее было довольно странное, во всяком случае, Байрон не мог понять, чего в ее взгляде больше – сочувствия к его матери, возмущения его отцом или же презрения к ним обоим. Похоже, сочувствовать Беверли была способна только самой себе. Байрон даже попытался запечатлеть выражение ее лица, чтобы потом продемонстрировать рисунок Джеймсу, но рисовал он всегда неважно, и Беверли получилась похожей на какого-то зверька. Пришлось даже пририсовать ей уши и усы – он решил сказать Джеймсу, что просто наблюдал за бродячей кошкой.
Во время их очередного разговора по телефону Джеймс согласился с мнением Беверли, что Дайана вполне могла бы стать сотрудницей фирмы «Эйвон», если б захотела, конечно. Он спросил, не было ли разговоров про швы, и Байрон сказал, что нет. Он по-прежнему все старательно записывал и помечал точную дату и время разговора, а также место, где этот разговор происходил. Он сказал Джеймсу, что это немного напоминает лабораторную работу по истории, и Джеймс тут же заметил: