– Она еще немного прихрамывает, но дело уже идет на поправку. И с каждым днем ей становится все лучше и лучше. Я ей все время твержу: «Будь осторожна!» Только она не слушается. В пять лет все, конечно, по-другому воспринимается. Если бы со мной такое случилось, я бы точно лежала пластом, а может, и в инвалидном кресле каталась. Но вы же знаете, что такое малыши, их же не остановишь! – Беверли быстро посмотрела на часы и удивилась: – Ой, времени-то сколько? – На запястье у нее болтались дешевые часики «Таймекс» на потертом матерчатом ремешке. – Мне давно пора. Надеюсь, Дайана, мы скоро увидимся, правда? – И она с таким вызовом прошествовала через весь ресторан, что чуть не столкнулась с официанткой, вынырнувшей ей навстречу с полным подносом.
– Вот это персонаж! – вырвалось у Андреа. – И где вы только ухитрились с ней познакомиться, Дайана?
Впервые за это время Байрон повернулся к матери лицом. Она сидела, так напряженно выпрямившись, словно испытывала некую сильнейшую внутреннюю боль и боялась хотя бы слегка пошевелиться.
– На Дигби-роуд, – тихо ответила она.
Байрон никак не ожидал, что она вот так, запросто, это выдаст. Вид у нее был такой, словно она вот-вот все расскажет и во всем признается. За столом вновь воцарилось молчание, и Байрон понимал, что все это необходимо немедленно прекратить, а потому принялся жалобно ныть, подпрыгивая то на одной ноге, то на другой:
– Зуб, мама! Ужасно болит! Просто сил нет терпеть!
Дайана поспешно схватила сумочку, встала и решительно сказала:
– Идем, Байрон. Расплатимся у выхода. И, между прочим, Андреа, – казалось, она вновь сошла с той тропы, на которой ей следовало находиться, и решила идти своим путем, – не стоит говорить, что у вас диван цвета «ниггер».
– Но, дорогая, это же просто выражение такое. Я никого не хотела обидеть.
– И тем не менее обидели. Это звучит весьма оскорбительно. Следует осторожнее выбирать выражения.
И, крепко сжав руку Байрона, Дайана буквально поволокла его прочь, оглушительно цокая каблучками по мраморному полу. Оглянувшись, Байрон успел заметить на лице Андреа отчетливую тень угрозы, остальные просто сидели, разинув рты, и были явно шокированы случившимся. «Зря я отдал этой Беверли свой стул, – думал Байрон. – Зря Дайана не смолчала насчет слова «ниггер». Если уж ей хотелось разозлить кого-то из матерей, то в лице Андреа она, похоже, выбрала наихудшего, самого опасного врага».
* * *
Они обыскали весь отдел подарков, но Беверли нигде не было.
– Может, она сразу домой поехала? – предположил Байрон, но мать упорно продолжала поиски. Она поднялась в отдел игрушек, заглянула в дамский туалет и остановилась лишь тогда, когда и ей стало ясно, что Беверли уехала. С тяжким вздохом она проговорила:
– Два шва! Два шва, Байрон! – и показала ему два пальца, словно забыв, что он давно умеет считать. – Целых два! Нам нужно туда вернуться.
– В чайную комнату? – переспросил он, думая, что это далеко не самая лучшая идея.
– На Дигби-роуд. – Господи, это было куда хуже!
– Но зачем?
– Нужно проверить, все ли в порядке у этой бедной малышки. И сделать это следует немедленно.
Байрон попытался отвлечь мать: сперва он сказал, что ему нужно в уборную, потом стал вытряхивать камешек, якобы попавший ему в туфлю, затем сказал, что они уже опаздывают к стоматологу, – все без толку. О назначенном визите к стоматологу Дайана, казалось, напрочь забыла. На Дигби-роуд они, естественно, прибыли с подарками: коробка с «пазлом» для Джини, бутылка дорогого шотландского виски «Беллз» для Уолта и два новых барашка в голубых костюмчиках для Беверли, у одного был какой-то деревянный духовой инструмент, у другого – струнный. На этот раз Дайана поставила «Ягуар» прямо перед домом, и проходивший мимо молодой человек тут же предложил его помыть, хотя ни ведра, ни тряпки при нем не было.
Но мать Байрона лишь нервно крикнула в ответ: «Нет-нет, спасибо!» – и полетела дальше, словно не касаясь земли. Дробно стуча каблучками, она пробежала по садовой дорожке и забарабанила в дверь, забыв даже надеть перчатки.
Когда на пороге появилась Беверли, Байрон был просто потрясен ее видом. Лицо у нее было красное, отекшее, а глаза казались совсем маленькими из-за опухших век. Она то и дело сморкалась, сжимая в руке носовой платок, и извинялась за свое состояние. Она объяснила, что это просто сенная лихорадка, обычное дело летом, но черные потеки под глазами, которые она явно терла, и покрасневший нос явно свидетельствовали о том, что она плакала.
