Операция «Перфект» - страница 160
– Пошел бы лучше вместе с нами, – говорит ему Пола, убирая со стола пустые тарелки и стаканы из-под колы. Джим тут же вытаскивает свой аэрозоль и тряпку и начинает протирать столешницу. – Тебе бы это было только на пользу. Вдруг бы там с кем-нибудь познакомился?
Джим благодарит ее, но идти с ними отказывается. С тех пор как Пола и Даррен отыскали его, практически полуживого, он все время вынужден убеждать Полу, что совершенно счастлив. Даже когда ему страшно или грустно – а иногда ему и впрямь бывает и страшно, и грустно, – он вынужден широко улыбаться и показывать два поднятых вверх больших пальца.
– Между прочим, она опять звонила! – сообщает Пола.
И Джим поспешно говорит, что не нужно пересказывать ему разговор с Айлин. Но Пола настаивает: Айлин уже три раза звонила!
– Я думал, ты ей сказала… – Фраза застревает у него в глотке. – По-моему, т-ты говорила, что от нее… от нее… одно б-б-б…
– Беспокойство? – перебивает его Пола. Поскольку в кафе остался всего один посетитель, она ставит поднос на столик, вытаскивает из кармана голубой парик и натягивает его на себя, мгновенно превращаясь в русалку. – Так ведь это хорошее беспокойство, Джим! И потом, самое главное, ты ей нравишься!
– Но это н-ни… н-ни к чему, совсем н-ни к чему. – Джим так смущен и словами Полы, и собственными чувствами, которые буквально обуревают его после этих слов, что не сразу, к своему ужасу, замечает, что брызнул аэрозолем не на стол, а на последнего посетителя, который все еще сидит в кафе. Тот даже кофе свой не допил. И сидит совершенно неподвижно.
– Кушайте, кушайте, – говорит этому странному посетителю Пола. – А я пока переоденусь. – И уходит.
– Извините, можно вас на минутку?
Этот вопрос – как бы часть атмосферы, что обычно царит в кафе. Так что Джим на него почти не реагирует, воспринимая его, как часть общего звукового фона, который создает молодежный оркестр, в данный момент заканчивающий наигрывать свой весьма, надо сказать, ограниченный набор новогодних произведений. Этот стандартный вопрос сродни вспышкам разноцветных лампочек на искусственной елке. Он может иметь отношение только к другим людям, живущим иной, чем Джим, жизнью, и он преспокойно продолжает протирать столы. Посетитель откашливается и снова задает тот же вопрос, но на этот раз более громко и настойчиво:
– Простите, что отрываю от работы, но все же можно вас на минутку?
Джим смотрит на незнакомца и с ужасом понимает, что тот обращается именно к нему. Ну да, он и смотрит прямо на него! У Джима такое ощущение, словно в кафе кто-то щелкнул выключателем, и свет тут же погас, и все перестало работать и двигаться. Он молча указывает на запястье, как бы желая сказать, что у него нет времени. Но у него и часов-то нет, даже следа от ремешка для часов не осталось.
– Еще раз прошу меня простить, – говорит незнакомец, допивая кофе и промокая губы праздничной бумажной салфеткой. Джим продолжает прыскать и вытирать.
Незнакомец одет в тщательно отглаженную одежду типа «casual»: коричневые брюки, рубашка в клетку, куртка из водоотталкивающей ткани. Он выглядит несколько усталым, как человек, которому пора подумать об отдыхе. Все в нем – и одежда, и негустая шевелюра – какого-то неопределенного серовато-коричневого оттенка, руки у него нежные и бледные, и легко можно догадаться, что большую часть жизни он провел в помещении и физической работой никогда не занимался. Рядом с кофейной чашкой лежат его аккуратно сложенные автомобильные перчатки. Может, он врач? Во всяком случае, вряд ли он когда-либо был пациентом, думает Джим. От него исходит запах чистоты. И этот запах кажется Джиму смутно знакомым, вызывающим некие воспоминания.
