— Извините, ребята, у меня вчера было пищевое отравление, — с обезоруживающей улыбкой развел он руками.
Никита не врал. После выпитого коньяка в желудке появилась тяжесть, опять разболелась печень, а в голове вместо приятного опьянения возникло чувство заторможенности и пустоты.
— Так водка — она же от всех болезней! — встрял Володя. — Панацея!
Никита насмешливо посмотрел на него.
— Теперь понятно, почему ты никак диплом защитить не можешь. При отравлении спиртное категорически запрещено.
— Да иди ты! — отмахнулся от Никиты Олег как черт от ладана. — Я всегда пью, и помогает!
Он ошарашено посмотрел на Фокину, но Леночка его не поддержала.
— Что, правда?!
— Да, — кивнула Леночка.
— Во, блин…
— Ладно. — Никита шлепнул себя ладонями по коленям и встал. — Не буду портить вам обедню. Продолжайте, а я пойду прогуляюсь.
Спускаясь по лесенке из жилого отсека трейлера, он услышал сокрушенный вздох Олега:
— Какую песню испортил…
Как всегда последнее слово осталось за Братчиковым.
Самолет уже набрал высоту, и болтанка прекратилась. Турбины натужно ревели на одной низкой ноте, корпус самолета мелко подрагивал, и от этого трюм и все его содержимое приобрело расплывчатые черты, словно Полынов со своим стопроцентным зрением видел его через расстроенную оптику.
Никита прошелся по трюму из конца в конец. Не нравилось ему собственное состояние. Его немного поташнивало, во рту ощущалась желчная горечь. Никогда прежде вестибулярный аппарат его не подводил, а тут, на тебе — подкачал. Не хватало только звать стюардессу (спрашивается, откуда ей взяться в транспортном самолете?) и просить у нее пакет.
Чтобы как-то отвлечься, Полынов стал вспоминать недавнее застолье и то, как Леночка старательно отводила от него глаза. Хороший признак, когда девушка так себя ведет. Все у них может получиться, главное, не гнать лошадей, не лезть напролом в приоткрытую дверь. И тогда все действительно получится красиво и, может быть, надолго…
Никита мечтательно оперся рукой об «уазик», равнодушно окинул его взглядом. И словно протрезвел. Черт бы побрал это отравление! Вот из-за таких житейских мелочей и проваливаются разведчики, потеряв элементарную бдительность и осторожность. От «легенды» полковника Федорчука не то, что воняло, смердело липой. Как от дипломатической почты вице-консула в Центральной Африке. Но и он, Никита, тоже хорош — вот так вот попасться на элементарную уловку. Конечно, может такое случиться, что у генерала Потапова действительно бесповоротно вышел из строя штабной «уазик». Можно даже допустить, с большой, почти невероятной натяжкой, что больше на учениях штабных машин нет. Но в то, что ему на замену пришлют машину из Генерального штаба, да еще не кто-нибудь, а ФСБ проявит заботу — в это поверить мог только законченный болван. Либо же человек, страдающий кишечно-желудочным расстройством. А еще точнее — и тот и другой в одном лице.
Вспомнилось, как бравые десантники загнали «уазик» в трюм, споро его зафиксировали страховочными тросами, а затем покинули самолет. И как один из них запер на ключ дверцу машины, но ключ никому не отдал. Никита заглянул через ветровое стекло в салон автомашины — ключей зажигания в приборной панели не было. Не суждено было «уазику» ездить по Каменной степи, он предназначался для других целей. И его судьбу должны были разделить и Никита, и его бригада, и самолет вместе с экипажем.
Открыть дверцу «уазика» для Никиты не было проблемой. Он достал из кармана связку ключей, на которой висела и универсальная отмычка, и легко открыл замок. На переднем сиденье ничего не оказалось, зато в изножье заднего он обнаружил небрежно брошенную на пол мешковину. Осторожно подняв ее, Полынов увидел на полу салона обыкновенную противопехотную мину. Правда, взрыватель у нее был не совсем обыкновенный — барометрический. Специально разработанный для диверсий в воздухе. При наборе высоты, когда давление в самолете падает, он включается, а когда самолет начинает снижаться и давление расти — срабатывает. Безотказная штука, обнаружить которую можно только визуально, ну а уж обезвредить, если она включилась, — никак нельзя.
