Где горы мусора, плевелы рабства,
Там мы зажжем свой факел смерти,
И главный изверг дал этой чаше
Свое имя, опозоренное в веках…
Да ведь это же о той самой зеленой чаше, о которой я сам только что думал! «Слава, мне очень хорошо думается за рулем». Главный изверг — да, конечно же, это Ленин! Центральный стадион имени Ленина! Они хотят взорвать Лужники — завтра!
Я открыл «бардачок» и вынул карту Москвы. Сегодня они завезут взрывчатку на пять объектов вокруг стадиона, Троян под видом обеспечения безопасности генсека организует закладку динамита. Все резервы взрывчатых веществ должны быть переброшены к основному объекту 0. О — не только основной объект, это еще и графическое изображение центральной арены стадиона. «Мы изведем рабство в одну секунду…» Катастрофа небывалой мощи — это взрыв стадиона Лужники, где будут более 100 тысяч зрителей! И среди них Ира, Лидочка и Леля Меркуловы, тысячи других Ирок, Лидочек и Лель, не имеющих никакого отношения к войне за власть, ко всему этому сумасшествию…
Милицейская «Волга взревеламощным мотором, и через десять минут я уже несся по проспекту Мира к дому Меркулова.
Меркулов брился у зеркала, а я сидел на краешке ванны. Мне хватило десяти минут, чтобы рассказать самое главное. Кончик носа Меркулова был таким же белым, как мыльный крем на щеках, — он всегда бледнеет, когда волнуется.
Он добрился, вымыл лицо, протер его махровым полотенцем:
— Саша, сейчас мы поедем к Моисееву!
— При чем здесь Моисеев? Мы должны срочно сообщить о заговоре тем, кого это касается В-первую очередь…
— Но мы также против утечки информации. Не так ли?
— Но при чем здесь Моисеев?!
— Семен Семенович пять лет проучился в одной группе на юрфаке МГУ с нынешним генсеком. В пятьдесят втором он дал ему рекомендацию в партию. Такие вещи, думаю, не забываются. Поэтому через полчаса он позвонит своему крестнику и договорится о встрече. Хотя бы на пять минут. При всей колоссальной загрузке генсек сможет уделить пять минут своего драгоценного времени для того… для того, чтобы спасти свою драгоценную жизнь.
— Семен Семенович, прошу извинить за ранний визит, — сказал — Меркулов, как только Моисеев отпер нам дверь.
— Какой же ранний, Константин Дмитриевич! Я уже давно на ногах. Вот сыновьям хворост готовлю. У них праздник сегодня, дипломы в техникуме получают. Я и решил побаловать их «маминым хворостом». Мать им всегда в праздник хворост этот жарила.
В квартире нечем было дышать. Пахло подгоревшим маслом, и дым стоял коромыслом — впору было вызывать пожарную команду.
И время у нас ушло не столько на подготовку Моисеева к «монаршему звонку», сколько на ликвидацию последствий его деятельности по приготовлению хвороста. Пока мы с Семен Семеновичем наполняли хворостом все подходящие и неподходящие емкости, Меркулов договаривался по телефону с прокурором республики Емельяновым. Меркулов является исключением, которому осторожный и хитрый прокурор республики доверяет, можно сказать, безоговорочно.
Моисеев заставил меня сгрызть одну закорючку хвороста, оказавшегося на удивление вкусным.
— У меня, Александр Борисович, накладка с рецептом вышла. По Аниным записям полагается взять одно яичко, полстакана муки и скорлупку воды. Я подумал, что это уж больно мало, и увеличил пропорции в четыре раза.
От Моисеева до Прокуратуры РСФСР рукой подать, минут пять ходьбы нормальным шагом. С учетом хромоты Семена Семеновича минут восемь. Мы пересекли Неглинку и пошли вверх по Кутузовскому мосту…
Помощник прокурора республики провел нас в кабинет Емельянова и вручил Меркулову справочник с телефонами партийно-правительственного аппарата. В кабинете несколько телефонов. На отдельном столике — кремлевка, по этому красному телефону можно соединиться с любым руководителем союзного или республиканского уровня и даже с генсеком. Емельянов на совещании, по помощник получил от него указание, поэтому он так добр с нами. Он объясняет нам, как пользоваться кремлевкой, и удаляется…
Моисеев крутит диск, в его свободной руке — сигарета, и я вижу, как дрожит ее огонек.
— Алле, алле… Это квартира Михаила Сергеевича? Здравствуйте, это Моисеев Семен Семенович…
