Как уже говорилось ранее, дуче никогда не содержался на острове Вентотене, хотя в первой половине августа тот был оккупирован гитлеровскими войсками. (В результате расследования Стейнбек установил, и на этот раз правильно, что Муссолини содержался на острове Понца.)
Через два дня после своего освобождения Муссолини встретился с Гитлером, который за десять лет их знакомства сыграл в жизни дуче важные роли протеже, ментора и спасителя. Встреча состоялась в «Волчьем логове», в Восточной Пруссии. (Муссолини вылетел туда из Мюнхена, где после спасения встретился с женой и детьми.) Триумфальная встреча двух диктаторов была заснята на пленку группой немецких кинооператоров; получившаяся в результате кинохроника затем показывалась по всему рейху и за пределами Германии. На черно-белых кадрах хроники можно было видеть, как Гитлер жизнерадостно приветствует Муссолини, только что вышедшего из юнкерса-52 на аэродроме близ Растенбурга. Дуче, в темном костюме и шляпе, напоминал уставшего после долго авиаперелета коммивояжера. Оба диктатора долго обменивались рукопожатиями и, по всей видимости, теплыми словами. У Гитлера в глазах якобы блеснули слезы.
Истинное настроение за фасадом этих эпизодов было менее оптимистичным. Гитлер ожидал, что дуче будет лучиться дьявольской энергией, однако тот, напротив, выглядел опустошенным и усталым. Для начала диктатор Германии принялся убеждать своего друга, чтобы тот незамедлительно покарал Галеаццо Чиано и других заговорщиков, голосовавших против Муссолини на Большом фашистском совете. Горстка этих людей попала в руки немцев, и Гитлер решил поступить с ними так, чтобы преподать урок всем остальным.
Чиано, женатый на дочери Муссолини Эдде, в конце августа вылетел в Германию, в наивной надежде на то, что немцы помогут ему перебраться в Испанию. Однако Гитлер с презрением отнесся к зятю дуче, равно как и другие представители военно-политической верхушки рейха, и намерения Чиано опубликовать мемуары фактически предопределили его конец. «Чиано собирается писать мемуары, — отметил в дневнике Геббельс. — Фюрер абсолютно прав, подозревая, что подобные мемуары будут наверняка написаны в пренебрежительной по отношению к нам манере, поскольку иначе их публикация за рубежом будет невозможна. Таким образом, не может быть и речи о том, что Чиано покинет пределы рейха. Он должен остаться под нашим надзором».
В беззаконном мире нацизма недостаточная кровожадность Муссолини рассматривалась как признак слабости. «Дуче не извлек выводов из факта катастрофы, постигшей Италию, а ведь именно этого ожидал от него фюрер, — писал Геббельс в дневнике. — Он, естественно, был рад видеть фюрера и доволен тем, что снова оказался на свободе. Однако фюрер ожидал, что первое, что дуче сделает, вырвавшись из плена, — яростно отомстит изменникам. Однако он этого не сделал и, таким образом, проявил свою ограниченность. Он не революционер, как фюрер или Сталин. Он настолько привязан к итальянскому народу, что ему не хватает широких качеств истинного революционера и мятежника». Сам Геббельс верил в то, что Чиано будет казнен, а Эдду «подвергнут порке».
Гитлер чрезвычайно удивился, когда дуче выразил желание удалиться от общественной жизни и вернуться в Рокка-делле-Каминате, свое поместье в провинции Романья. Это было вызвано его желанием избежать гражданской войны в Италии. Тем не менее фюрер быстро запретил это своему другу, настаивая на том, что подобный поступок плохо отразится на внешней политике Германии и подорвет законность нового фашистского государства, которое Гитлер намеревался создать в оккупированной немцами Италии. В конечном итоге Муссолини уступил требованиям Гитлера, возможно, надеясь, что тем самым он сумеет защитить своих соотечественников от зверств немецких войск.
В результате оба были разочарованы встречей, состоявшейся в сентябре в «Волчьем логове», а также новым воплощением союза стран «оси». Реакция Муссолини давала Гитлеру основания полагать, что теперь от итальянского диктатора вряд можно чего-то ожидать. «Мы видим, что фюрер разочарован теперешним настроением дуче», — писал Геббельс о Гитлере, правда, добавив, что это «на самом деле не было размолвкой». Следует отметить, что Геббельс ревностно относился к личным отношениям Гитлера и Муссолини и отчасти получал удовольствие от того, как низко пал дуче в глазах вождя немецкого государства. В окончательном его суждении Муссолини был «всего лишь итальянцем, не способным дистанцироваться от своего происхождения». Разочарование Гитлера углубилось еще больше. «Вера в фашистскую Италию как в столп ницшеанского рая была частью его психологического устройства, — писала специалист по странам „оси“ Элизабет Вискеманн. — Теперь он был вынужден признать, что главная иллюзия его жизни оказалась пшиком, что Италия повела себя в этой войне не лучше, чем в предыдущей, и что Муссолини был типичным итальянцем. Его наставник, его близнец-сверхчеловек оказался самым обычным человеком».
