На семейном совете, проходившем в конспиративных целях под выкрики "Шайбу! Шайбу!", доносившиеся из недр телевизора "Рубин", большинством голосов (дедушка и папа - "за", мама и я - "воздержались", дедушкина вторая жена - "против": ее поташнивало в самолетах) мы приняли решение ехать в Америку, а в конце зимы подали документы на выезд. Причем, папа на голосовании предпринял было робкую попытку саботажа - не исключено, что за ночь до голосования он снова подвергся маминой обработке, но когда на его провокационный вопрос: "А что я буду делать в этой твоей Америке?", дедушка задал ему встречный вопрос: "А что ты делаешь тут?" и не получил удовлетворительного ответа, исход голосования был предрешен.
4. МОЙ ДРУГ СЕВКА
В шестнадцать я часто болел. Насморк, кашель, менингит, воспаление среднего уха, ангина. Заболел, выздоровел, снова заболел, опять выздоровел. Весь десятый класс видится старой историей болезни с подтеками канцелярского клея и черно-белыми иллюстрациями рентгеновских снимков. А вот мое легкое той зимой. Где вы видите опухоль? Не выдумывайте. Это химиката пятнышко.
Во время болезни ко мне приходил Севка - слушать музыку, делиться сплетнями, но, в основном, отговаривать уезжать. Его мама, арфистка тетя Стелла пела ту же, примерно, песенку, но в несколько иной аранжировке. "Чем ты там их будешь брать, Витя?" - встречала она меня в дверях одним и тем же вопросом, когда я забегал к ним за Севкой. Кого "их", и куда их надо было брать - я четко не понимал, но уточнять не хотел - дома мне советовали ни с кем, даже с близкими, ни в какие споры, связанные с предстоящим отъездом, не вступать. А Севка - тот прямо говорил, что мне там будет хуже, чем самому последнему негру. И хотя по рассказам дедушки, неграм там было не так уж плохо, но опять-таки на политические темы я старался не говорить, даже со своим лучшем другом Севкой. И уж разумеется в том, что к идее переезда я был безразличен, я бы не признался ему ни за какие коврижки. Наоборот, на людях мой энтузиазм не знал границ. Вполне возможно, что Севка догадывался о двойственности моей позиции и своими доводами старался вызвать меня на откровенность или, по крайней мере, уличить в неискренности. А может быть, ему просто было жаль терять друга, и потому вплоть до самого нашего отъезда он не прекращал меня обрабатывать. Хорошо, что дедушка Эмма не был свидетелем этих Севкиных выступлений, а то Севке точно не поздоровилось бы. Подобные разговоры, по мнению дедушки, ослабляли боевой дух, столь необходимый нашей семье для успешного осуществления операции "Бассейн с подогревом" (или "БСП") - такое кодовое название мы дали нашему предстоящему перемещению на Запад. Тем более, дедушка не потерпел бы подобных разговоров от Севки. Севку дедушка почему-то считал наркоманом и развратным типом, оказывающим на меня плохое влияние. Первое было явным заблуждением - Севки и сигарет почти никогда в рот не брал, не то что дури. Что касается разврата, то и тут дедушка был далек от истины; конечно, если не считать того случая, когда Севкин двоюродный брат, вернувшись из армии, затащил его к одной продажной женщине, она жила на Садовой, и угостил ею. Но разве это разврат? Это скорее ритуал посвящения в таинства любви, а не разврат. Поначалу Севка у нее в гостях жутко растерялся, но когда та, повернувшись к нему спиной, показала на пальцах что куда, он довольно быстро освоился - способный был и давай вовсю проказничать. Очень Севке у нее понравилось в тот вечер, и на женщин с тех пор стал глядеть он с новым каким-то пониманием.
- Послушай меня, дурака, - говорил Севка, развалясь у меня дома на диване. - Не надо тебе никуда ехать, Витечка.
- Чего это? - спрашивал я.
- А того, - отвечал мой друг. - Сдается мне, там эмигранту еще хуже, чем тут еврею.
- Ты поясни, а то непонятно говоришь, - просил я.
- Язык, - отвечал он и, выдержав эффектную паузу, добавлял: - Знаешь, зачем он?
- Чтоб общаться?
- Садись, два, - говорил мой друг. - Чтоб мозги полоскать, глупенький. Чтоб никто не знал, кто ты, что ты, и что у тебя внутри происходит. Ты ведь у нас отнюдь не дурак попиздеть, Витечка. Так мозги заполощешь, хрен у тебя что поймешь. Включая национальную принадлежность.
