Деланно вздохнул Шкуркин.
— Сам от генерала известий жду. Странное дело: сегодня он не вышел на работу. Звонил ему домой, никто не отвечает.
— Да? — смерил его испытывающим взглядом Вован. — Твой пес, и тебе не отзвонился?
— Почему вы, Вован, считаете будто Леонтий Александрович у меня на ошейнике? Ну, помогал мне, вот как вы Артемию помогаете.
— Другие у вас с ним дела. Что за команду Белокрыл сколотил?
Феоген понял: хоть на этот вопрос надо отвечать.
— Действительно, есть у генерала знакомые из бывших офицеров спецслужб.
— Например, мужик со сросшимися бровями, который на «Покров» старшим ходил, — подсказал Вован.
— Его зовут Ракита.
— Сколько всего бойцов?
— Человек десять, я думаю.
Бригадир достал папиросы, закурил.
— Ты поменьше думай. О счетчике, что я на вас с Белокрылом за «Покров» включил, он тебе базарил?
— Да.
— Манда! — крикнул Вован. — Где бабки?
При упоминании о деньгах сразу вспотел Феоген, выдавил:
— Заплатим, все заплатим. Не беспокойтесь.
Перекатил во рту дымящуюся папиросу Вован, привстал и с размаху ударил ботинком Феогена между ног.
— А-а-а! — взвыл тот, хватаясь за изувеченную мошонку.
— Платить немедля будешь, — процедил бригадир.
В квартире у Феогена было два тайника, набитых долларами и драгоценностями. Дрыгаясь от адской боли между ног, он решил отдать один из них.
— Отодвиньте в спальне кровать, — пробормотал Шкуркин, — под ней три паркетины у изголовья. Снимите их, возьмите сколько надо.
Вован снова оглушил его по голове и пошел в спальню. Там он увидел кровать, уже отодвинутую Маришей. Заветные паркетины были вытащены, пустотой зиял тайник.
Бригадир вернулся, пнул Феогена ногой в бок. Тот разлепил глаза.
— Хана тому тайничку, — сказал Вован. — Маришка его прибрала.
— Что-о!
— То самое. Подставили мы тебе Маришку. Она о всех твоих делах нам докладывала. А сегодня съехала. Конец вашей семейной жизни.
Феоген схватился лапами за голову и стал кататься по полу.
— Слышь, ты, — окликнул Вован. — Платить надо.
— Что? Да ведь эта тварь все забрала! У вас все мои деньги.
— Не, те деньги Маришке на булавки. А ты сейчас должен мне за «Покров» и по счетчику отдать.
Кряхтя, присел Феоген, изображая крайнюю муку.
— Больше ничего нет.
— Будто бы? — прищурился Вован, разгладив усы.
Он разбежался и страшным ударом ноги врезал архимандриту в лицо. Кровь хлынула у того из сломанного носа, Феоген упал, растянувшись во всю длину.
Вован сходил в ванную, набрал там в тазик холодной воды, вернулся и облил ею Феогена. Мокрый Шкуркин, отплевываясь, приподнялся и сел.
— Могучий ты поп, — одобрил его востряковский.
— Господи, помилуй мя! — закричал архимандрит, стал плакать и креститься.
Зажигая новую папироску, Вован заметил:
— Ты по сану должен терпеть. Но вот когда за бабки мученичество принимают, не уважаю. Чего ты за мошну как за мошонку держишься, козел в рясе? На том свете этого не поймут.
— Богом клянусь, нет у меня больше сбережений, — пролепетал архимандрит.
— Клясться, козел, тебе тоже не положено. — Бригадир навел пистолет ему в лоб. — Тогда прощай. Я тебя кончаю, а потом квартирку твою все равно подробно проверю. Раз был один тайник, то должен быть и другой.
— Есть! Есть! — вскинул руки Феоген.
— Где?
Архимандрит поднял дрожащие пальцы и указал на ковер, висящий на стене.
— Приподнимите его, снимите плинтус, за ним впадина.
Вован прошагал туда, сорвал ковер. Достал нож, стал отдирать плинтус. Наконец увидел за ним узкий проем. Ударил по нему каблуком — алебастровый порожек рассыпался. Внутри лежали пачки долларов и драгоценности, обернутые в целлофан.
Полюбовался ими бригадир и вернулся к скрюченному Феогену.
— Добро, как говорит твой лучший друг епископ Артемий. Вижу я, что в полное соображение ты вошел. Теперь уж чего тебе терять? Бабок и цацек, которые обожаешь, ты лишился. Сдавай мне Белокрыла и разойдемся.
— Да пропади он пропадом! — воскликнул архимандрит. — Найдете эту вонючку чекистскую по Рублевскому шоссе, кооператив «Роща», дача номер семнадцать.
— Лады, — торжественно произнес Вован.
Он прицелился Феогену в сердце и выстрелил. Шкуркин откинулся растрепанной гривой волос к стене. Востряковский подошел ближе и всадил ему в грудь вторую пулю.
