Мариша села, закинув ногу на ногу, и стала разглядывать мента. После встречи с Вованом ее жизнь с архимандритом стала Марише безразличной. Чувствовала, что и она запала в сердце бригадиру со стрелами усов. Вован был совсем другое дело, нежели какой-то Сверчок. В будущих любовных взаимоотношениях с бригадиром востряковских Мариша получала долгожданное счастье и неплохое обеспечение. Феоген перестал быть ей нужен, и, понимая, что надо оперу за «подогрев наркотой» чем-то платить, легко сказала:
— Имей в виду меня свидетельницей. Как скажешь, покажу на Феогена, если долгогривого прижмете.
— Зачем «как скажешь»? Покажешь, как было. По «Пальме» пинюхинской архимандрит с Ячменевым разговоры вел?
— А как же! Прямые намеки давал, чтобы Пинюхина убрали.
Кострецов достал из кармана сложенные чистые листы бумаги.
— Напиши, что помнишь.
Мариша, глянув на измятые листы, фыркнула:
— Дельной бумаги не имеешь.
Она подошла к бюро, за которым работал Феоген. Открыла его крышку, достала стопку отличной мелованной бумаги, присела и начала писать.
Кострецов дымил, раздумывая над очередным перевоплощением Мариши:
«Дело, конечно, не только в том, что наркоты приняла. Укрепилась чем-то еще и скидывает под откос Феогена. Неужели Вован на нее так повлиял? Но как? Расколол в стукачестве? Нет, только не это. Если она ведет двойную игру, то не стала бы письменно Феогена сдавать. Это уже прямой на нее документ».
Не очень ловкий с женщинами, Кость не мог себе представить даже часть тех эмоций, какие вызвал в этой наркоманке Вован. Опер наткнулся на то, что постигается лишь интуицией или многоопытностью в любовных делах. Подводил его также выстраданный взгляд на «уголовень», среди грязи которой он годами плескался. В таких болотах, уверился Кость, что-то чистое не приживается.
Опер решил не показывать своей осведомленности о визите Вована. Во-первых, он засветил бы тогда топковскую слежку, а во-вторых, вряд ли что-то конструктивное мог навязать Маришке востряковский бандит с первого же свидания.
— Спасибо за труды, Мариша, — проговорил Кость, забирая у нее исписанные листки. — Спи, отдыхай.
Мариша послушала, как стукнула за опером дверь. Прошла к ванной, где укололась «герой» мента.
Открыла дверь, посмотрела на брошенные шприц и оставшиеся дозы. Потом присела на край ванны и закрыла глаза: вновь перед ней был сияющий взгляд Вована, впитывающий ее тело снизу. Как победоносно чувствовала она себя над мужским лицом, его восхищенным взглядом!
Мариша опустила голову в ладони и закачалась со стоном — и как омерзительно все, что сейчас пережила она, наркоманка-стукачка.
Девушка встала на колени и стала твердить Иисусову молитву, стараясь, чтобы ушло сознание и остался лишь полет. Она трудилась, добиваясь взлета на гору. И наконец он пришел, душа ее согрелась.
Мариша поднялась с колен. Собрала с полу разбросанные пакетики с героином. Прошла в туалет и бросила зелье в унитаз. Нажала на ручку спуска. Смыла порошки прозрачная вода.
Генерал Белокрылов согласовал с Ракитой «усмирительную акцию» для новых хозяев «Покрова» кавказцев Автандила и его компаньона по кличке Харчо. Решено было обезоружить охранников магазина, а потом его поджечь.
Ракита, не сумевший расправиться с Черчем, на этот раз не стал каяться перед Леонтием Александровичем. Встреча с Никифором выбила его из колеи. Из-за этого спецбригадовец, назначенный старшим в «покровскую» операцию, глубоко не вник в расстановку сил противника и не присмотрелся к Автандилу и Харчо, крутым, постоянно вооруженным бандюгам. Поэтому Ракита взял к «Покрову» только спецбригадовцев Оникса и Кузьму, посчитав этого достаточным для перевеса магазинной охраны.
Его джип остановился за углом ближайшего к магазину массива домов. Ракита скомандовал, спецбригадовцы выскочили в темень пустыря вокруг универсама, скупо освещенную уличными фонарями.
Элегантный спецбригадовец Оникс, с автоматом в руке, затянутой лайковой перчаткой, скользнул ко входу в «Покров», чтобы заняться своей целью — первым охранником. Неторопливый Кузьма, надвинув спецназовскую вязаную шапочку поглубже на лоб, двинулся блокировать второго востряковского, покуривавшего на ящике за задней стеной магазина.
