Гордон слушал вполуха что-то насчет аппаратуры, контролирующей полет, и предполагаемой мощности взрыва: ему-то зачем эти подробности, когда он все знал наверняка и про мощность, и про багажный отсек!..
Когда диктор перешел к другим сообщениям, Кэлвин прошептал: «О, боже!» И телефон тут же ожил, будто человек, которого всегда боялся Кэлвин, подсматривал за ним и, увидев, что тот совсем расклеился, позвонил, но не для того, чтобы утешить, а чтобы держать руку на пульсе — быть в курсе…
— Смотрите телевизор? — просипела трубка.
— Смотрю, — пробормотал Кэлвин.
— Ну и как?
— Жалко детей, — сгорая от презрения к себе, пробормотал Гордон, и трубка подтвердила: да, конечно, детей всегда жалко, но в данном случае важно, чтобы Кэлвин не наделал глупостей. Концы запрятаны надежно, и если не делать резких движений и не пускать пузыри, то никто ничего не узнает.
По странному проглатыванию слов, по глухоте интонаций, а может, и вовсе не от этого, а мгновенно прозрев, Кэлвин понял, что если и раньше ему не доверяли, то теперь он стал обузой для всех, и хромой, которого Гордон так боялся, конечно же подумывает о том, как избавиться от Кэлвина, и непременно уберет его; и мешают хромому только известность Кэлвина, его пост и ранг и то, что не так просто выдернуть Кэлвина из жизни, как морковь из взрыхленной грядки. Случись что с Кэлвином — многие сопоставят его ответственность за полеты и неожиданную гибель; а раз так, ортопедическому ботинку придется поломать голову над тем, как переместить Кэлвина из бытия в небытие таким образом, чтобы это всех устроило, чтобы никаких подозрений в мозговитых головах не зародилось и чтобы проблемы Кэлвина, живого и мертвого, так и остались только его собственными проблемами…
Майер пропустил Брюса перед собой, они вошли в кабинет хозяина дома. У стола стоял сухопарый тип на две головы выше Сарджента: крошечный череп сидел на длинной шее чуть наискось, и два оттопыренных уха пунцовели рубиновым обрамлением иссиня-бледного лица.
— Лео Бейкер, — неожиданно пискляво провозгласил тип.
Сарджент попробовал выдавить любезную улыбку — как-никак ему предлагали работу — и представился. Лео Бейкер на улыбку Брюса ни малейшего внимания не обратил, бесцветно рассказал, что его родственник тяжело болен психически, несколько раз пытался покончить с собой. Но постоянно держать его взаперти жестоко. Задача Сарджента — следить за безумцем вне дома. Брюсу дадут машину, оплатят все расходы. Каждый день необходимо сдавать дворецкому дома, в котором живет больной, письменный отчет о работе. В нем указывать, где был поднадзорный, с кем контактировал, как себя вел, — с разбивкой по времени, как в полицейских сводках.
Сарджент прикинул, что муторно, но несложно — платить обещали прилично.
Контракт предполагалось заключить на год.
— Если не углядите, — Лео Бейкер дотронулся до пунцового уха, — деньги вернете назад и заплатите неустойку.
Лео Бейкер вынул из ящика стола фотографию, протянул Брюсу.
С цветного фото на Сарджента смотрел мягко улыбающийся лысоватый голубоглазый блондин. Никакой ненормальности в нем Брюс не заметил, хотя знал, что психи бывают разные на вид. И еще Сардженту показалось, что он видел где-то этого человека, только вот где и когда, припомнить не мог и решил, что тип лица довольно распространенный и просто напоминает ему кого-то из тех тысяч людей, что мелькали перед ним за годы службы в полиции.
— Как его зовут? — Брюс не стал засовывать фото в карман, протянул Бейкеру, давая понять, что ему достаточно один раз взглянуть, чтобы запомнить навсегда. Бейкер, вроде и не ожидая другого, бросил фото в ящик.
— Не имеет значения, — вмешался Майер, — вы должны только следить за ним, лучше, если он и не заметит: больной раздражается, замечая опеку.
— Как ваше легкое? — неожиданно поинтересовался Бейкер, и Брюс вздрогнул: сначала он не мог вспомнить, говорил ли о своем несчастье Майеру, а если и говорил, то выходит, тот все до мелочей передал Бейкеру и они обсуждали кандидатуру Сарджента, не упустив из виду никаких деталей его биографии. Брюсу стало неприятно, как каждому, кто видит, что о нем подробнейше осведомлены, но делают вид, что знают лишь имя и фамилию.
