— Скорее! — крикнул Сарджент Майеру, указывая на поверженных бандитов. — Ключ должен быть у одного из них!
Майер быстро и ловко обшарил лежавшего на полу, так быстро и ловко, что Сарджент подумал: «Этот человек вовсе не так прост и, во всяком случае, не так уж беззащитен».
В руке толстяка сверкнул ключ. Дверь из западни распахнулась. Майер потащил Сарджента, который едва держался на ногах. В бильярдную ввалились бандиты.
Брюс и не заметил, как в руке Майера появился револьвер армейского образца, толстяк рявкнул: «Ни с места!» Сарджент увидел, как его большой палец взводит курок и проворачивается барабан с желтыми головками пуль.
Гангстеры на мгновение растерялись. Этого оказалось достаточно. Майер грохнул за собой дверью и запер ее на ключ…
Мотор завелся сразу, машина проскочила под аркой и понеслась на предельной скорости. Когда они выехали на безлюдную дорогу в пригороде, Майер с уважением посмотрел на Сарджента:
— Вы… ничего… лихой. Чем промышляете?
— Раньше работал в полиции… — Брюс наконец-то перевел дыхание, жадно глотая воздух, бьющий из ветровика.
Толстяк хихикнул, больше вопросов не задавал и только сказал, чтобы Сарджент не волновался, Майер его везет к себе, там и переночуют, а утром поговорят. Сарджент успел сказать, что не волнуется, и провалился в забытье.
Проснулся Брюс поздно: чужая кровать, окна плотно занавешены — и луч солнца не потревожит спящего гостя. Болела шея, саднило лицо. Он посмотрел в зеркало: изрядно помят и ободран. Сарджент уткнулся в пахнущую чистотой подушку. Он никогда не лежал в таких спальнях. Надо было ввязаться в драку, вступиться за совершенно неизвестного человека, чтобы сподобиться опочивать на резной, ручной работы кровати, низкой и такой широкой, что по ней можно было ползать из края в край. Брюс укорил себя, что ввязался черт знает во что. Какой смысл? Сейчас появится вчерашний знакомец, наговорит все, что в таких случаях полагается, а в действительности думая о том, как бы скорее выпроводить «гостя», всучив ему жиденький чек — щедрость испаряется, стоит потускнеть опасности — или никчемный презент, похлопает по плечу и выразит уверенность в скорой встрече, не оставив ни адреса, ни телефона: мол, сам понимай, мил человек, нужна ли мне эта нечаянная дружба?
И еще Сарджент дал себе слово в ближайшее время купить небольшой револьвер.
Майер вошел, широко распахнув дверь, протянул Сардженту халат. Толстяк изменился со вчерашнего дня до неузнаваемости. Его желтоватое лицо, тщательно выбритое и разгоряченное одеколоном, сияло приветливостью.
Майер потащил Брюса завтракать. Хозяину нравился гость, он не скрывал этого, и не только потому, что вчера Сарджент спас его, Чак всем своим видом показывал, что в его вкусе такие парни, которые умеют постоять за себя, и мир держится именно на таких, хотя они не мастаки утонченных речей и не умеют, что называется, производить впечатление.
Майер тарахтел не переставая, будто вознаграждая себя за молчание вчерашнего вечера. Он оказался отставным полковником, организовавшим недурной бизнес и живущим в свое удовольствие, предоставляя печалиться другим.
Сарджент отрезал ветчины и неожиданно спросил:
— Откуда у вас револьвер?
Майер сделал вид, что не слышал, и рассказывал без умолку про годы, проведенные в Париже, и про свое разочарование во француженках.
— Мужики тоже не лучше баб, любят трепаться, — разглагольствовал он. — Француженки, итальянки… Я так скажу: женщина или есть, или нет! И все тут. Вы, наверное, женаты? Дети?
Брюс покачал головой.
— А-а! — протянул Майер, и это могло означать что угодно.
— Откуда у вас револьвер? — Сарджент не то чтоб проявил неучтивость или напор, а просто не любил, когда его вопросы повисали в воздухе; в конце концов, Майер мог запросто купить револьвер, так же, как это собирался сделать сам Брюс, но револьвер толстяка — не из ходовых, довольно редкая марка, явно из арсеналов, которые не подлежат распродаже.
Майер понял: мимо ушей не пропустишь. Он будто поискал вариант ответа у себя под тугим седоватым бобриком:
— Игрушка… японская… стреляет жавелло.
