Возвращаясь домой, Сарджент на улице заметил, что за ним наблюдают. Двое — приличные мужчины средних лет. Брюс знал один подъезд со сквозным выходом в другой двор, а через него на другую улицу: через минуту он шагал в одиночестве, думая, что дальше так продолжаться не может.
Гордон Кэлвин в глазах сотрудников ничуть не изменился, разве что голубизна мешков под глазами загустела. Он, как всегда, отличался предупредительностью и мягкостью в обращении, напоминая доброго увальня с белесыми ресницами и походкой докера: носки туфель загребали навстречу друг другу, мощные плечи, чуть ссутулены, кисти, сильные и цепкие, казалось, были предназначены гладить головы малых детей. Кэлвин получил отличное образование, а от природы — острый ум и умение схватывать на лету. Он знал, что существуют компании, специализирующиеся на расследовании авиакатастроф, и решился установить контакт с одной из них.
Гордон Кэлвин шел на риск, понимая, чем грозит ему ложный шаг.
В пятницу вечером город угомонился — чувствовалось приближение отдыха. Лица разгладились, смех стал громче, все мечтали хотя бы на два дня изгнать мысли о работе, которая поглощала время, как воронка жидкость. Пауза в тараканьих бегах, говорил капитан Макги, самое лихое время для полиции.
Доменико Луженая Глотка пел. Звуки скрипки, трогательные и беспомощные, отражались от каменных стен.
— Как дела? — завидев Сарджента, старик расплылся в улыбке и потряс звенящей банкой.
— Плохо, — честно ответил Брюс. Доменико протянул Сардженту горсть монет.
— Что вы… — тот смутился и покраснел.
— Люблю мужчин, способных краснеть! — хриплый смех сотряс закутанное в ворох красочного тряпья тело Доменико. — Хотите, возьму вас в свой оркестр?
— Я ничего не смыслю в музыке.
— Музыка… — Доменико огладил бороду. — Ее понимают все! Но… такие сухари, как вы, сэр, не понимают, что и они понимают…
Сарджент признался Доменико, что решил рискнуть десяткой и поиграть. Доменико пожал плечами: он еще думал о музыке и, скорее всего, слов Сарджента не разобрал. Брюс зашагал к кабаре «Бо-Сит». Он шел медленно и на повороте увидел машину, плавно свернувшую вслед за ним. Брюс славился фотографической памятью на лица — в машине сидели те двое, что провожали его из бара «Мама» позавчера. Странно, что кто-то интересовался его персоной. Бывало, преступники хотели использовать бывших быков — полицейских в роли «консультантов», но каждому было ясно, что с Сарджентом такой номер не пройдет.
В кабаре «Бо-Сит» все напоминало французскую Ривьеру начала века. В кадках укутанные войлоком пальмы, затейливо вырезанные зеркала обрамлены расписанной золотом лепниной, официанты сновали неслышно, и звон бокалов напрочь исключал подозрения о дешевом стекле.
Играли наверху, на втором этаже, куда вела широкая деревянная лестница, тускло освещенная бронзовыми канделябрами с восковыми свечами.
Сарджент видел, как по этой лестнице поднимаются игроки-профессионалы, люди, для которых игра — сильнодействующий наркотик, люди, не знающие, куда девать деньги да и время, и другие, которые, как Сарджент, притворяются, что зашли от нечего делать, а на самом деле таят сокровенные надежды; жучки, которые снуют меж столов и припасают впрок случайно оброненные слова и признания, вырвавшиеся под влиянием сильных страстей, — такие всегда осведомлены обо всем и подторговывают чужими секретами…
В шарик рулетки, обегавший оцифрованный круг, впивались десятки глаз. Над красными и черными квадратами слоился дым; мерный гул голосов лишь изредка нарушался восклицанием или истеричным смешком.
Наконец Сарджент решился, поставил трояк на красное и проиграл. По его меркам, Брюс просадил чуть ли не состояние. Он поставил еще раз и снова проиграл. Денег осталось на одну ставку. Сарджент встал за спиной человека без шеи, которого деньги будто возлюбили и шли к нему раз за разом; человек без шеи делал ставки безразлично, не глядя ни на цвет, ни на номера, — ему везло. Сарджент решился поставить на цвет, проследив, как толстяк потянулся к номеру тридцать.
Первый выигрыш ободрил Сарджента, он снова поставил на цвет вслед за толстяком и снова выиграл. Расхрабрившись, Брюс пропустил два-три круга и весь выигрыш бухнул, вместе с толстяком, на зеро.
