Город Гауляйтера был разрушен в течение часа. Лег археологическим пластом и стал чистым и упорядоченным культурным слоем. Дом с хлопающей дверью тоже пострадал. Во сне я вижу иногда останки дома и дверь, которая висит и качается на одной искореженной петле. Возможно, я избавлю ту дверь от проклятья вечного скитания? Тогда она тут же с легким стоном обратится в прах, и больше ничего. А возможно, ее извлекли из развалин и употребили для другого здания. Супружеская пара перешла к обсуждению дачного курорта: морские волны, людские волны и шквал официантов, подающих нескончаемые закуски.
За окном объявляли названия станций, стоянок моего отца: ведь отец был коммивояжером, он продавал всевозможный портновский приклад, всё, кроме тканей: пуговицы и пряжки, нитки-иголки, кружево и ленты — черные для траура и цветные для того, что не назовешь трауром, шарфы и косынки, наколки и декоративные булавки, и снова пуговицы, множество пуговиц, молнии, кнопки, крючки, английские и портновские булавки, и обрезки меха на воротнички и манжеты, и бортовку для пиджаков, и ватин на зимние пальто и куртки, и портновские ножницы, и лисьи хвосты, и заячьи уши, и черные манекены, лишенные рук и половых органов, насаженные на штырь и набитые опилками и соломой. Все это было в магазинчике моего отца. Там оставался дядя, сидел на высоком стуле за стойкой и вел учет счетам, а когда счетов не было, сидел в кафе и играл в карты или шахматы. Отец рассказывал мне о станциях, где он бывал, и теперь их названия всплывали в памяти, словно были именами моего отца. В каждом месте своя история: например, о портнихе Гимельфарб, которая залезала под стол, желая избежать покупки. А отец, приметив, как она выпирает под скатертью, выжидал, пока у нее не начинали ныть косточки, и она, наконец, вылезала, эта госпожа Гимельфарб, что означает «цвет неба». Вот такие и подобные им были отцовские станции. Я поспешил заполнить голову всякими мыслями, чтобы не допустить туда той одной. Я сделал землю пустой и оставил только себя, ребенком, и маленькую Рут, и еще кое-кого из моего детства — доктора Манхейма, и добрую Генриетту, и ее тетю. Поезд остановился. Раздались свистки. Люди говорили: хорошо, что теперь мало паровозов и на путях не так дымно. Теперь большинство поездов ходит на электрической тяге. Неприятно видеть, как из труб поднимается дым.
…И вот я в Вайнберге… Спустился по улице Королей, где больше нет королей, пересек площадь Цезаря, тоже давно не существующего. Но не было там улицы Рут, хотя и Рут тоже больше нет на свете. На улицу Ордена капуцинов откуда-то сбоку выплеснулся переулок Св. Магдалины. А я шел по улице не моего имени и ничего не видел и не слышал, как слепец, с непонятной уверенностью шагающий в своем мраке. Я прошел улицей Благого колодца, которая снова звалась так, после того как побывала улицей Адольфа Гитлера. Но и Благого колодца видно не было. После бомбежки и разрушения почти все дома отстроили заново. На Дворцовой площади все еще стоял фонтан моего детства. Из рук каменного человека изливалось водное изобилие. Правда, ему помогало несколько щекастых тритонов и рыбин, изрыгавших мощные струи воды. Я не пошел во Дворцовый сад, отложив его до другого раза, а пошел Путем скороходов. Во многих городах Центральной Европы есть улицы, зовущиеся Путем скороходов. Может быть, некогда вестники бежали именно по этим дорогам? В оправдание названия улицы, я побежал. Я бежал, чтобы мне не хватало дыхания, чтобы не бездействовать, чтобы устать не от вести, которую я принес с собой. Дальше я пошел медленнее и шел точно нож: рассек несколько улиц, перерезал сквер и отхватил кусок несущественного перекрестка. Там, где прежде была игровая площадка, стоял уличный регулировщик. Еще одно изменение. Он подошел и сказал: хуже быть не может — переходить, там где нет перехода, и притом — вы ведь прекрасно меня видели! Я уплатил штраф за недозволенный переход и увидел писчебумажный магазин, где в детстве покупал карандаши и тетради. Чем ближе подходил я к желанному месту, тем настойчивей теребили меня вопросы, возникающие при посещении чужого города: где я буду ночевать? сколько дней проведу здесь? как я отсюда выберусь и куда направлюсь? А может, я каждую ночь буду останавливаться в разных отелях, чтобы проклинать этот город с разных холмов, подобно Валааму?..
