— Надо ли мне задрать еще и юбки, чтобы ты смог облизать все остальное? Чтобы ты смог почувствовать у меня на бедрах вкус семени Люсьена? О да. Мы были с ним вместе сегодня днем, дорогой, в саду.
Она наклонилась, оперлась руками о подлокотники кресла и зашептала нежно, доверительно, прямо в лицо Эдмунду:
— Надо ли мне рассказать, чем мы там занимались, дорогой? О, Люсьен такой противный мальчишка, он просто набросился на меня.
И тут сильный, почти физически ощутимый укол досады пронзил ее сердце, ибо все же краем сознания она понимала, что это ложь и что все последующие слова будут ложью. Люсьен действительно отвел ее в сад, но там он только поговорил с ней, помог ей составить план ожидавшегося званого обеда и при этом жестоко отверг ее попытки сближения. А потом он оставил ее и пришел сюда, к ее мужу — этому ужасному подобию человека.
Но Эдмунду совсем не обязательно знать правду, Да к тому же если она произнесет все это вслух, а потом постарается поверить в то, что сказала, вдруг ее слова да обернутся истиной — ведь она так страстно этого хочет.
Мелани зажмурилась и начала свой рассказ:
— Мы едва успели удалиться от дома, как он швырнул меня на мягкую землю. Ох, это было чудесно! Его рот горячо прижался к моему, мы припали друг к другу, и наши языки сплелись, они боролись, а его руки проникали везде, они ласкали, искали, они нашли…
— Мелани!
Она замерла, с непритворно-счастливой улыбкой обернувшись к Люсьену и мгновенно забыв про мужа. А та картинка, которую она нарисовала в воображении, все еще сияла перед ней, приводя в экстаз.
Ее улыбка была полна обожания и удовлетворения. Дорогой Люсьен, он не может вытерпеть вдали от нее ни одной минуты!
— Здравствуй, милый. Ну разве это не чудесно? Эдмунд снова может сидеть в своем инвалидном креслице. Я как раз проходила мимо после того, как мы расстались с тобой в саду, и не утерпела — зашла, чтобы порадоваться за него.
Она обернулась к Эдмунду, все так же улыбаясь, но грозно прищурившись в предупреждении:
— У нас получилась прекрасная встреча, не так ли, Эдмунд?
Люсьен грубо схватил ее за ее нежное плечико и развернул лицом к себе. В его темных глазах горела смертельная угроза, и от испуга у Мелани по спине пробежали мурашки.
— Дорогой? Ты чем-то не доволен? Я боюсь, у тебя стало такое страшное лицо!
Он разочаровал ее, не удостоив ответом и обратился к этому обабившемуся Эдмунду, который с плачем рухнул на подушки. Мелани любовалась широкими плечами Люсьена, мечтая пробежаться ладонями по его спине и ниже, еще ниже…
— Сэр? С вами все в порядке? Хоукинс! Во имя всего святого, скорее иди сюда! Помоги ему улечься в постель!
Когда Хоукинс укатил кресло с рыдавшим Эдмундом, Люсьен снова занялся Меланя: он стал трясти ее так, что она едва не вывихнула себе шею.
— Дорогой, перестань! Ты делаешь мне больно!
— У меня нет времени препираться с тобой, Мелани. И я сделаю тебе еще больнее, если ты сию же минуту мне не ответишь. Что ты наговорила ему? Черт бы тебя побрал, Мелани, что ты ему наговорила?
Ее подбородок задрожал, а васильковые глазки наполнились влагой. Как он смеет не доверять ей, как он смеет подумать про нее плохое?! Она подавила слезы, найдя силы для праведного гнева:
— Что я наговорила ему, Люсьен? Эдмунд — мой муж. Как ты вообще посмел задавать мне такие вопросы? Боже мой, Люсьен, за какую же бессердечную тварь ты меня принимаешь?!
— А вот по поводу этого, дорогая, — отчеканил он так холодно, что на мгновение — весьма неприятное — Мелани почудилось, что она совсем его не знает, — я до сих пор еще провожу расследование. А теперь вон отсюда! — И он с силой толкнул ее к двери. — И вот что, Мелани, — добавил он, когда она потащилась прочь, дав волю слезам, — не вздумай вернуться. Если я когда-нибудь еще увижу тебя поблизости от Эдмунда — я тебя убью!
Люсьен затворил и запер дверь, не взглянув в сторону удалявшейся Мелани, разом забыв ее несвязные мольбы о том, что он должен ей поверить, она не сделала ничего дурного. Он опустил тяжелые плотные шторы, и комната погрузилась в темноту.
Он и не ожидал, что его охватит такая неудержимая ярость при виде плачущего, явно насмерть перепуганного Эдмунда. Если до сих пор у него еще оставались какие-то сомнения по поводу чувств, испытываемых им к этому человеку, то они улетучились полностью, когда он вошел в комнату и увидел, что Мелани угрожающе нависла над креслом Эдмунда. Ведь очевидно, что ярость можно обуздать, если человек сохраняет хладнокровие.
