— Было бы лучше, если бы вы сели на своего коня и отъехали отсюда подальше.
— Разумеется, но ведь друзья должны доверять друг другу? — И, не давая ей времени ответить, он направился к тису, уверенный, что Кэт достаточно замерзла, чтобы не отвергнуть его предложение.
И стоя, глядя на горы, он проклинал свое воображение, так как не мог не представлять себе Кэт, выходящую из воды, ее нежного тела, освещенного лучами солнца. Он представлял, как капли воды скатываются с ее плеч, огибают груди и текут по животу к бедрам…
— Вы уже можете оглянуться.
Люсьен тотчас же повиновался и увидел, что она стоит на валуне, ее ужасное коричневое платье во многих местах прилипло к влажному телу и она закручивает мокрые волосы в тугой узел на затылке. Кинжал лежал возле ее ног. Она казалась загадочной и экзотичной, особенно из-за бросавшегося в глаза контраста между светлыми глазами и смуглой загорелой кожей.
— Вы могли бы не торопиться и как следует вытереться, — заметил он, спускаясь обратно к пруду. .
Она наклонилась и потянулась за своими матерчатыми туфлями.
— Даже дружба имеет свои пределы, мистер Тремэйн… Люсьен. И я не хотела подвергать ее испытанию.
— Вы правы, — признал он, усаживаясь подле, пока она обувалась. Подняв с травы кинжал, он взвесил его на ладони, а потом сунул в карман. — Наверное, это была лягушачья история, да?
Она улыбнулась:
— Лягучашья история? Признаюсь, что мне довелось выслушать и ее, но я имела в виду то, как вы хотели удивить вашу маму подарком на Рождество, — это доказало мне, что вы не могли стать абсолютно бессердечным. И как вам только пришло в голову, что вы сможете залучить в Суссекс Римского Папу?
Люсьен пожал плечами. Он вспомнил о том, как написал тогда письмо и уговаривал Эдмунда его отправить, с такой ясностью, словно все случилось только вчера.
— В конце концов ему удалось уговорить меня остановиться на книге с житиями святых. По-моему, мама была ей очень рада. — Он заметил, что Кэт бьет озноб. — Ну вот, — пробормотал Люсьен, обнимая ее за плечи, — вы наверняка продрогли до костей.
Она выскользнула из его рук и оказалась на ногах так стремительно, что он на какой-то миг остался сидеть словно статуя, с вытянутыми в пустоту руками.
— Мне давно пора было вернуться в дом. Нодди вот-вот проснется.
Люсьен смотрел на нее, не говоря ни слова. Он не понимал, почему с ним обходятся так хорошо, когда он изо всех сил старается вести себя мерзко. Он направился к Калибану, взял в руки поводья и пошел следом за Кэт, не садясь в седло.
— Я вел себя просто безупречно по отношению к вам, знаете ли, — заметил он после того, как они прошли какое-то время молча.
— Вам бы хотелось заслужить право именоваться джентльменом?
Этот вопрос уязвил его. Люсьен понимал, что заслужил скрытый в нем упрек.
— Мы оба знаем на это ответ. Ублюдкам никогда не бывать джентльменами. Почему вы мне писали? Даже если Эдмунд забил вашу голову розовыми сказочками про мою юность, вы ведь знали обстоятельства моего возвращения и то, что творилось здесь в мое отсутствие. Как вы могли подумать, что меня хотя бы в малейшей мере может беспокоить, что происходит с Эдмундом и с другими в Тремэйн-Корте? И почему, если я был так груб в своих письмах, вы продолжали мне писать?
— Почему? Я и сама толком не знаю. Я просто полагала, что время и расстояние помогут вам излечиться и вы в состоянии будете вспомнить те счастливые годы, которые прожили здесь, прежде чем между вами и Эдмундом разверзлась бездна. Его открытие, бегство вашей матери и ее смерть — во всем этом есть только доля его вины, и за нее он расплатился сполна — за свое обращение с Памелой и за поспешную женитьбу на Мелани. Я… я считаю, что… что если Эдмунд действительно умирает, то… пусть хотя бы умрет спокойно.
Они уже подошли к калитке в садовой ограде, и дальше Люсьен не мог вести Калибана.
— Время и расстояние, Кэтрин? И в этом весь секрет? Не они ли помогли вернуть свет вашим глазам? Вы должны знать, что вы изменились, что больше вы не то бесцветное существо, которое открыло передо мною двери Тремэйн-Корта год назад.
