Люсьен поднял голову и увидал в дверях девицу по имени Кэт Харвей, с любопытством пялившую на него свои бесстыжие пустые глаза. И в его темных зрачках вдруг полыхнула дикая, свирепая ненависть. Это все она. Она была началом его кошмара.
— Ты! Что ты делаешь в моем кошмаре, черт тебя побери?! Вон отсюда! Вон!!!
Силы его иссякли, тело содрогалось от боли. Он рухнул на пол, сжимая голову руками, прижав колени к груди, — испуганный и дрожащий, как дитя.
— Мама… мама… Я дома… — бормотал он. Люсьен видел серые невыразительные глаза Кэт, несмотря на то, что изо всех сил зажмурился, чтобы не видеть ничего вокруг себя. Но эти проклятые глаза все смотрели на него и смотрели, они вонзались в него, пока не растворились в душном сером тумане, который, сгустившись, милосердно превратился во тьму, окутавшую его разум.
Кэт устроилась на широком подоконнике, глядя в окно на широкий двор и на вечно распахнутые ворота. Ледяные струи дождя стекали по стеклам, так что ей пришлось прищуриться, чтобы разглядеть мраморные статуи возле парадного входа, — с некоторых пор она стала думать о них как о своих единственных друзьях в Тремэйн-Корте.
Неужели она прожила здесь всего год? Казалось, что больше. Казалось, прошла целая вечность. Что за безжалостный дом, полный тайн и неукротимой ненависти. И горя. Казалось, что каждый обитатель этого дома носит в себе целую вселенную, полную горя, — за исключением одного человека. Ничто не могло повлиять на царившую в этих стенах атмосферу: ни летняя жара, ни весенние бури и ливни. Ничто. Здесь вечно царила зима — жестокая, серая и мертвяще холодная.
Как ее собственная жизнь. Она стала разглядывать свое отражение в стекле, чтобы отогнать мрачные мысли, а потом задумалась над тем, что увидала. И это весьма мало способствовало подъему духа. Слишком длинная, слишком тощая; ее фигура едва угадывалась под бесформенным одеянием из коричневой грубой шерсти — оно и служило именно для того, чтобы скрыть ее тело от шеи до пят.
Ее длинные волосы, туго стянутые в узел на затылке, почти не отражались в оконном стекле, так что ее вполне можно было счесть лысой. Эта нелепая мысль вызвала у нее легкую улыбку. Слишком тощая, слишком длинная — и лысая. И тихая, как призрак. Наверняка этого достаточно, чтобы сделать Мелани Тремэйн счастливой — хотя непохоже, что этой женщине вообще возможно угодить.
Нет, это неправда. Есть одна вещь, которая может осчастливить Мелани, но в это лучше вообще не вдаваться.
Однако она не осталась невидимой для человека, который постучал недавно в их дверь и наделал такой переполох. Он посмотрел на нее, а потом посмотрел сквозь нее и проклял ее, словно это она была источником всех его несчастий. До чего же самонадеянный парень! Эта самонадеянность перла из него даже тогда, когда он валялся на полу и блеял как овца, зовя свою мать и умоляя о спасении.
Спасение? Здесь, в Тремэйн-Корте?! Кэт злорадно улыбнулась. Если бы он сподобился выслушать, она бы сказала ему. Здесь нельзя обрести спасение. Скорее уж проклятие.
…Он в себе
Обрел свое пространство и создал
В себе из Рая — Ад и Рай из Ада.
Джон Мильтон, «Потерянный Рай»
Немногочисленное семейство собралось накануне Рождества в гостиной Тремэйн-Корта, чтобы обменяться подарками перед праздничным столом. В камине весело трещало большое полено, которое положено сжигать в сочельник, на стенах висели свежие гирлянды из падуба, и комната выглядела очень красиво и празднично, а доносившиеся из кухни запахи соперничали с рождественским ароматом.
Юный Тремэйн расположился на расшитой атласной кушетке между родителями, дрыгая пухлыми ножками, и увлеченно жевал ушко кроличьей шапки, в которую его нарядили. В то же время Мелани, облаченная в чрезмерно декольтированное ярко-красное бархатное платье, развернув свой подарок, обнаружила пару бриллиантовых серег и браслет, преподнесенные ей мужем.
— Ах, Эдмунд, — воскликнула она, вдевая в уши сверкающие камни, — они великолепно подходят к тому ожерелью, которое ты подарил мне в день рождения Нодди. Как умно, милый, что ты не похоронил их вместе с Памелой. Как ты думаешь, мы все же сможем к началу сезона перебраться в Лондон, чтобы я имела возможность продемонстрировать всему свету, какой щедрый у меня супруг?
