— Ты права, сестра, — согласился Роланд. — Останьтесь здесь, на дороге. Или нет, следуйте за мной на некотором расстоянии; я отправлюсь туда и посмотрю, что там такое. Если со мной случится что-нибудь недоброе, то с вами, по крайней мере, Телия, которая может проводить вас назад, в крепость.
При этих словах отважный молодой человек пришпорил свою лошадь и направил ее в чащу, прямо в том направлении, откуда доносился страшный звук. Через несколько минут он очутился вблизи от того места, откуда теперь снова раздался крик, — в густой буковой роще, сплетавшиеся ветви и листва которой образовывали такой густой шатер, что едва можно было различить белесые огромные стволы.
Чем ближе подъезжал Роланд, тем ужаснее становился крик, перемежаясь со стонами, воем, мольбами, проклятиями, бессвязными словами, в которых можно было угадать мольбу, приказание, угрозы, обращенные, как казалось, к другому лицу.
Несколько минут Роланд с напряжением прислушивался. То ему казалось, что он натолкнулся на толпу дикарей, которые истязали несчастного пленника; то представлялось ему, что он слышит стоны охотника, которого рвет на части медведь или пантера. Чтобы положить конец мучительной неизвестности, Роланд бросился через чащу с поднятой винтовкой и с пистолетами наготове. Глазам его представилось совершенно неожиданное зрелище. Он увидел человека в разорванной полотняной куртке, сидевшего на лошади под большим буковым деревом. Ужасный крик, который так напугал путешественников, казалось, не мог исходить от человека. Присмотревшись, Роланд убедился, однако, тотчас же, что несчастный человек имел достаточно оснований, чтобы испускать эти дикие крики. Ужаснее его положения Роланду трудно было что-либо представить. Его руки были связаны за спиной, а вокруг шеи у него был привязан недоуздок, концы которого, казалось, были прикреплены к толстой ветви над головой. Этот недоуздок был, по-видимому, снят с его лошади, которая стояла непривязанной под своим седоком, и ее малейшее движение могло оказаться губительным для несчастного человека, который повис бы в воздухе, не имея возможности сдерживать лошадь ничем иным, кроме своих ног и голоса. Вероятно, он уже давно находился в этом ужасном положении, потому что его одежда и волосы были насквозь промочены дождем. Его темно-красное, налитое кровью лицо, его взбухшие, вылезшие из орбит глаза выражали смертельный ужас.
Как только этот человек увидал капитана, тотчас же отчаянный крик его превратился в громкое, восторженное восклицание:
— Благодарение Богу! — воскликнул он, — помощь подоспела! Ради Христа, чужестранец, освободите меня, освободите!
Роланд тотчас же приготовился оказать ему помощь и уже выхватил саблю из ножен, как вдруг по голосу несчастного он догадался, что видит перед собой конокрада Ральфа Стакполя, похитившего у него Бриареуса. Он догадался, что это судьи схватили мошенника и наказали его за преступление. Преследователи догнали его, связали ему руки, сделали петлю из недоуздка украденной лошади и оставили висеть его между небом и землей, до тех пор пока лошади не надоест держать на себе ношу. Это было обыкновенным наказанием, назначавшимся по закону Линча неисправимым конокрадам: украденная лошадь делалась до некоторой степени палачом вора, который увел ее с привычного пастбища или из конюшни ее владельца.
Как только Роланд узнал его, он выхватил меч: сострадание уступило место презрению и безжалостности. Даже негр, который тоже узнал вора, закричал ему:
— Так, так, капитан! Он украл гнедого Бриареуса. Повесить его! Не ударить ли мне его лошадь? Очень мне хочется… да?
С этими словами он уже приготовился прогнать лошадь из-под ног Ральфа. Этому не помешал знак его господина, который между тем собрался вернуться к дрожавшим от страха девушкам.
— Разрази вас гром, капитан! Ведь не оставите же вы меня в этом положении? — воскликнул Ральф в полном отчаянии. — Ведь это было бы противно духу христианства. Помогать следует тому, кто нуждается в помощи!
— Вам-то, по крайней мере, не следует помогать, и я воздержусь от оказания вам какой бы то ни было помощи, — возразил Роланд холодно. — Вас осудил закон, а у меня нет ни малейшей охоты вмешиваться в решение судей. Кроме того, вы хотели причинить мне такой вред, что на мое-то сострадание вы не имеете права рассчитывать.
