— Я знаю ее очень хорошо, и она не примет вас без рекомендаций. Как неудобно для вас, что миссис Джойс придерживается всех этих утомительных строгих правил.
— Неудобно для нас обоих. Это не светский визит. Я приехал по поводу имения герцога Бексбриджа.
Раздражение сменилось облегчением, и Дафна тотчас же более благосклонно посмотрела на визитера. Ничего удивительного, что у него нет рекомендательного письма. Она живет достаточно близко к Лондону, чтобы устроить личную встречу. И разумеется, этот человек интересуется владением, раз должен исполнить волю герцога.
— A-а… что ж, в таком случае можно убедить миссис Джойс принять вас.
— Это в ее интересах. Если мы должны придерживаться формальностей, я выйду через калитку, подойду к парадной двери и представлюсь. Если нет, возможно, вы просто войдете в дом и сообщите ей о том, что я в саду.
— Ни в том, ни в другом нет необходимости. — Дафна вымучила примирительную улыбку. — Так случилось, что миссис Джойс — это я.
Он осмотрел ее с головы до ног.
— В самом деле?
— Простите мой небольшой обман. Видите ли, вы могли оказаться кем угодно, к примеру, опасным нарушителем границ частного владения. Собственно, сейчас вас держат под прицелом пистолета, просто на всякий случай.
— Ах да, пистолет. Я слышал о пистолете от наших общих друзей. — Он перевел взгляд на дом, вероятно, выискивая в окне дуло пистолета. — Хорошо, что я не поддался первому порыву затащить вас в беседку и поцеловать.
Дафна вежливо посмеялась над этой неприличной шуткой. Судя по его неопределенной улыбке, она нашла в ней больше юмора, чем ожидалось.
— Вы душеприказчик? Адвокат? Ничего не услышав после похорон, я начала опасаться…
— Я не адвокат, и старик Бексбридж не осмелился бы назначить меня своим душеприказчиком. Боже упаси, не хватало, чтобы он навесил на меня еще и эту ношу!
Наконец-то он вышел из беседки на солнце. Безупречность его ботинок снова сделалась заметной, а также сюртука, других предметов туалета и искусной стрижки взъерошенных волос. Карие глаза с золотыми искорками, сверкавшими, как дьявольские огоньки, еще раз осмотрели Дафну с ног до головы. В каштановых волосах тоже мелькали золотые прядки.
Красивый мужчина, это уж точно, и еще более неотразимый благодаря элегантному стилю в одежде, одновременно дорогой и непринужденной. В осанке проглядывают сила и гибкость. Да, очень впечатляющий вид, частично благодаря тому, что он не прикладывает к этому никаких усилий.
Дафна понятия не имела, о каких общих друзьях говорит визитер, но он казался ей смутно знакомым, словно она видела его раньше, пусть даже на расстоянии. Она порылась в памяти, пытаясь поймать мучившее ее воспоминание. И дело даже не в его лице — скорее, в манере держаться и в общей атмосфере надменности и утомленного равнодушия, которая, вероятно, ощущалась даже в дальнем донце сада.
— Я представления не имел, что миссис Джойс так молода, — произнес он, направляясь к ней по дорожке с видом любопытствующим и одновременно ошеломленным, — Я рисовал себе женщину более зрелого возраста с суровым лицом кальвинистки.
— Я достаточно зрелая и, когда необходимо, могу быть суровой.
— В этом я не сомневаюсь. — Он сверкнул улыбкой, очень знакомой, почти кокетливой. Он вел себя так, будто у них есть общая тайна, но Дафна понятия не имела, какая именно.
Медленно, неспешно, словно у него есть на это целый день, он обошел Дафну кругом, будто она была статуей, установленной среди цветов на всеобщее обозрение.
Ей хотелось бы притвориться, что она понятия не имеет, о чем он думает, обходя ее. К несчастью, это буквально висело в воздухе. Дафна не поворачивалась, чтобы смотреть на своего визитера, но это и не требовалось. Она ощущала каждый его шаг, каждое движение, а его взгляд словно прожигал ее сквозь, одежду.
— Если вы не адвокат, занятый делами имения, как мне следует вас называть, сэр?
Тропинка привела его обратно и он остановился прямо перед Дафной.
— Каслфорд.
Каслфорд? Святые небеса… герцог Каслфорд!!!
— Вам нездоровится, миссис Джойс? До сих пор вы проявляли удивительное самообладание, а сейчас мне кажется, что вы готовы лишиться чувств. Я не назвался раньше, но если мой промах так сильно вас расстроил, я погиб.
